Охота на олигархови
Шрифт:
Лёвка ждал Лялю на веранде, нависавшей над как раз–таки Москвой–рекой, катившей свои мутноватые воды величественно и вроде нехотя. Мимо проплывали неторопливые речные «трамвайчики» и быстроходные «ракеты».
Салат принесли тотчас.
— Выпьешь? — поинтересовался Лёвка.
— Не-а! Сегодня ещё работать, — отмахнулась Ляля, со звериным аппетитом набрасываясь на салат.
— Ну, тогда и я не буду. Ещё минеральной, без газа, — приказал он официанту.
Через один столик от них, ближе к выходу с веранды, сидели две девицы, неуловимо похожие. Обе
Это была Лёвкина охрана, которая сопровождала его повсюду. Ляля подозревала, что в её отсутствие это «повсюду» могло распространяться и на гостеприимную Лёвкину постель. Девицы были, конечно, на особый вкус — этакие мачо в условных юбках — но безусловно обладали своеобразной привлекательностью. А Лёвушка, он же такой ранимый!
— Слушай, Лёв, — дожёвывая кусочек какой–то каракатицы, проговорила Ляля. — Давно хотела тебя спросить. И почему это у тебя всё не как у людей?
— В смысле? — не понял Лёвка.
— Я понимаю — охрана. Отчего всё–таки бабы?
Лёвка улыбнулся. Не без некоторого самодовольства:
— А чем это тебе бабы не нравятся? По–моему видеть их гораздо приятнее каких–нибудь мордоворотов. Или я не прав?
— Ну, кому — как, — отведя взгляд в сторону, Ляля пожала плечиками. И вновь взглянула на Лёвку. — А что ты делаешь, когда ты с ними один, без меня? Дома или за городом… Не смущают?
— Да ты что, Лялька! — Лёвка склонился к самому Лялиному уху. — Я их боюсь как огня! — последние слова прозвучали столь искренне и достоверно, что Ляля расхохоталась, отодвигая опустошенную тарелку. Официант тут же поставил перед ней куриный бульон, посыпанный мелкой зеленью.
— А как они в деле? — не желала оставлять тему Ляля.
— В смысле?.. А, пока бог миловал. Я б вообще без охраны ездил, да Георгий Валентинович не велит. Сама знаешь, какой он у нас строгий. Кстати, с твоими дурацкими вопросами забыл о главном. Сегодня едем к нему. В Глухово. Пора тебе с нашими познакомиться. Во сколько у вас съемки кончаются?
— К шести, думаю, закончим, — ответила Ляля, быстро глянув на часы. — Уже поторапливаться надо. А то Пьянов вопить начнёт, если опоздаю. Где ты такого зверя–то отыскал? Сегодня опять зимние сцены снимали, представляешь?
— Я в творческий процесс не вмешиваюсь, ты же знаешь!
— Знаю, знаю. Но пожаловаться–то можно? — Ляля кокетливо улыбнулась, склонив голову набок. Лёвка не удостоил её ответом, провожая взглядом длиннющую баржу, груженую песком. Он аж привстал на стуле, повернувшись к Ляле всем, что называется, своим задом. И что ему эта баржа сдалась?
И тут словно приблудный чёртик что–то шепнул Ляле в ухо.
Бросив быстрый и, как ей казалось, незаметный взгляд на болтающих охранниц, Ляля схватила вилку и нацелилась Лёвке прямо по центру
Ляля вскрикнула. Лёвка, наконец, обернулся.
— Что такое? — рявкнул он, явно не понимая, что происходит.
Ляля извивалась на стуле. Её правую руку медленно выворачивала одна из охранниц. Из разжавшихся Лялиных пальцев выпала вилка и жалобно звякнула, упав на дощатый пол.
— Больно! Пусти! — взвизгнула Ляля.
Охранница, так и не изменив выражения лица, отпустила Лялину руку. Лёвка, наконец, понял:
— Спасибо, Леночка. Всё в порядке.
— Ах, она уже и Леночка! — выдохнула Ляля. — Она ж руку мне сломать хотела! — чуть не плача, выпалила она, глядя в спину удаляющейся к своему столику девицы.
Та обернулась и даже позволила себе улыбнуться — правда, лишь самыми краешками губ:
— Извините, Ольга Олеговна. Но больше так не шутите. Профессиональный рефлекс!
Лёвка, едва сдерживая смех, всё же постарался сохранить серьёзное выражение лица:
— Знаешь, Лялечка, она ведь права. Чувство юмора не входит в её непосредственные обязанности.
— Ладно–ладно, Лёвушка, — со змеиной лаской в голосе прошипела Ляля, потирая запястье. — На тебе, мой дорогой, я сегодня ночью отыграюсь. Когда… этих стерв поблизости не будет. Защитнички мужской чести, твою мать!
Глухово
— Эх, хорошо в деревне летом! — Гоша закинул руки за голову.
— Гошка, стоп! — предупредила Нюша, глазами показывая на маленькую Зеру.
Софья Пёрышкина рассмеялась — она тоже знала этот детский, не совсем приличный стишок.
— Хорошо в деревне летом, — упрямо повторил Гоша и схитрил, — пристаёт листва к штиблетам!
Все четверо рассмеялись. Только взрослые — над дурацким стишком, а Зера над забавным словом «штиблеты».
— Чему ты учишь ребёнка? — всё–таки попеняла брату Нюша. Достаточно лениво, впрочем, попеняла.
Они сидели в глуховском саду и переваривали чересчур сытный обед. До обеда весёлая компания уже провела маленький турнир по теннису, в котором победила, конечно, Зера. По крайней мере, так ей было позволено считать. Время второго турнира ещё не наступило, поэтому можно было просто сидеть, развалившись, в удобных шезлонгах и лениво перебрасываться словами.
Гоше было чрезвычайно комфортно рядом с этими тремя женщинами.
Моя семья, — расслабленно думал он, лениво переводя взгляд с личика засыпающей дочери, на милые лица сестры и Сони. Как всё–таки хорошо, что они сразу подружились с Нюшей. Хотя, казалось бы, такие разные…
У ног Гоши, навалившись всем своим весом, спал второй мужчина их дружной семейки — шоколадный лабрадор Боник. От Боника попахивало мокрой шестью. Он уже успел не только вдосталь наплаваться в пруду, но и вытащить оттуда несметное количество палок и дохлую мышь. Гоша еле оттащил от этой раздувшейся отвратительной тушки чрезвычайно заинтересовавшихся собаку и Зеру.