Охота на президентов или Жизнь №8
Шрифт:
А старик Ухуельцин говорит:
— Радуйся, тать, народишко теперь меня с ухой съест! Поп Гапон долго молчал. А потом признался:
— А я, понимать, думал у тебе фамилиё от другого слова…
Вот так они и жили, душа в душу, народонаселение глядело и просто умилялось.
Старик Ухуельцин был в те времена Генеральным Пре-зидентием страны Россиянии, той самой, которой её заокеанские друзья не разрешали сползать с рельсов реформ и съезжать с пути развивающейся демократии.
История этой страны началась в 1991 году.
Это была самая молодая страна в мире.
Поэтому
Чтобы не изобретать велосипеда.
Даже роман кто-то написал «Россияния молодая». В этом романе генеральный президентий-реформатор был ну чистым Петром Первым.
Народ запоем читал роман и лил слезы, сочувствуя новоявленному петру — один пёр воз в гору, все остальные норовили под гору, понимать, сволочи… особенно дремучее и нецивилизованное народонаселение этой молодой и глупой Россиянии!
А до старика Ухуельцина эта непонятная и странная страна звалась как-то иначе, никто не помнил как, то ли Тюрьма Народов, то ли Поле Чудес, то ли Империя Зла, то ли просто Эта Страна, во всяком случае так говорили про неё и писали в газетах. А в газетах не соврут!
И правил этой Империей Чудес один шустрый и болтливый генеральный интриган. Он всё болтал, интриговал, словоблудил, шустрил, учил всех чему-то, чего ни он сам, ни кто иной понять не мог — и доучился, дошустрился, доинтриговался: разрушил, развалил и разгромил всё, что смог, дотла, до дыр и прорех. Вот страну и переименовали. За это одна очень дружественная держава, помогавшая шустрому и весёлому интригану разрушать нерушимые союзы и стены, назвала его самым лучшим Херром.
Это была огромная честь. Да, и сам Херр-интриган так и сказал на весь свет:
— Это для меня огромная честь, господа!
Но лучший Херр не только выводил свои войска отовсюду и громил всё вокруг. Он ещё и всех вокруг мирил — мирил и мирил целыми днями. Бывало ночи не спит — всех мирит. И до того домирился, что сотни тысяч разных нервных людишек взялись за винтовки, топоры и дубины — и нет, чтоб примирителя палками поколотить — переубивали и перекалечили друг друга — и пошли бесконечные войны, и полилась повсюду кровь…
За это лучшему Херру самые главные миротворцы планеты, посовещавшись с Заокеанией, дали самую главную и самую большую премию мира на свете. От гордости Херр раздул щеки и оттопырил нижнюю губу — и сразу сделался похож на Мусолини, ну, вылитая копия.
Эх, хороша страна Херрмания, но Россия лучше всех! Пардон… Россияния!
А дело было в том, что лучший Херр охерел задолго до получения знатного звания лучшего Херра. Просто этого старались не замечать — охерел, ну и хер с ним! Странная была страна, загадочная.
Однажды старик Ухуельцин пришел к охеревшему Херру и сказал:
— Слушай, ну ты, понимать, совсем охерел! Тот засуетился, заерзал, задёргался и вспотел. Очень он догадливым был.
А старик Ухуельцин добавил со свойственной ему мужицкой простотой:
— Так что, понимать, давай выбирай — или в дурдом или на хер огсюдова!
Короче, вот так охеревшего лауреата и послали на хер с его должности.
Остался он почти без охраны. Человек сто всего приставили стеречь охеревшего миротворца. Любой мог подойти к нему и плюнуть в рожу. Или просто пришибить.
Запросто. Как в Писании: «каждому по делам его…»
А в стране было под миллион отчаянных патриотов, готовых за родину на амбразуры и виселицы — они так и кричали на самых крутых и бесстрашных митингах: «Да мы за Родину нашу нерушимую ни хрена не пожалеем, да мы прям щяс в смертный бой за неё пойдем и все как один помрём! Да мы всех узурпаторов и провокаторов к едрене-фене и к ногтю! Ух, мы их гадов!»
Но ни один из этих патриотов так и не подошел к охеревшему и посланному на хер Херру и не плюнул в его миротворческую рожу. И не пришиб.
И ни один гад не пошёл к едрене-фене.
И ни один державник не помер в смертном бою.
Загадочные жили патриоты в Россиянии!
Некогда им было с херрами херней заниматься, они всё время готовились к выборам. Разрушенная родина могла и обождать, чай, молодая ещё!
А дни катились.
Время шло. И углыбление углыблялось…
Мусолини повесили за ноги. Товарища Наджибуллу (лучшего друга и бывшего товарища Херра) повесили за шею. Иуда повесился сам. Совестливый был еврей. Таких больше не найдёшь. Всякую мелочь предательскую вешали за хер или топили в нужниках.
Охеревший Херр ждал своей очереди. И всё думал: за ноги его повесят, за шею или за самое святое? А вдруг в нужнике утопят?! И начинал тихо ненавидеть весь народишко отсталый, так и не понявший нового мышления и великих замыслов великого реформатора-философа. Думал и ненавидел, в основном, за границей — там было меньше патриотов и больше денег. Там могли дать ещё какую-нибудь премию. И немного пиццы. За рекламу. Иногда и за какую-нибудь важную государственную тайну… правда, с последним было труднее, старик Ухуельцин все их скопом продал.
Убрать президента! Однако… А кто осиротевшей Россиянии отцом будет?
Кто спасёт и укроет от злобных международных террористов и страшного, ужасного писателя Лимонова?!
Народонаселение в душке-президенте души не чаяло!
Ах, как он катился на лыжах со склона, ах! Непоспевавшая охранка тысячами расшибала себе лбы, ломала хребты и конечности… А он всё катился и катился! Вверх-вниз! Вверх-вниз! И слезы умиления и тихой радости катились из глаз восхищенных и радостных россиян…
Вова катит по лыжне! А мы по уши в дерьме! Уря-аа!
А тем временем один прогрессирующе ненормальный, совершенно лишившийся здравого ума писатель, классик и авангардист, идеалист законченный и, по мнению вышеупомянутых патриотов, явный провокатор, всё взывал к охерительно умному народонаселению, выбравшему пепси и тампоны. Население над ним подхихикивало и подхехекивало. И потому смешные и нелепые воззвания этого сумасшедшего назывались так:
Напрасный глас тщетно вопиющего в пустыне. [23]
23
Рекомендуем пропустить.