Охота на рэкетиров
Шрифт:
— Тогда оставайся, — вздохнул Андрей, постаравшись скрыть охватившую его досаду. С Протасовым в Крыму он бы чувствовал себя гораздо спокойнее, нечего даже говорить. Но, раз нет, значит, нет.
— Выпьем за нас, брат.
— По последней, разве что, — кисло согласился Андрей. В машине его ждала Кристина, которой уже давно полагалось метать громы и молнии. Исходя из родительского опыта Андрей подозревал, что стоит носу Кристины уловить запах перегара, разразится невообразимый скандал. Бандура достал пачку «Давидова», бросил на стол.
— Угощаешь? —
Андрей пожал плечами.
— Цузые, — заржал Вовчик, извлекая из пачки сразу несколько штук.
Криво улыбнувшись, Андрей прикурил от золотой «ZIPPO», купленной в подражание Правилову. А потом хлопнул себя по лбу.
— Я и забыл! Склероз, брат. — Андрей вытащил из внутреннего кармана толстую пачку денег, перебросил ее Протасову.
— Что за валюта? — спросил Протасов ошеломленно.
— Баксы… Пять кусков зелени. Твои.
— Мои?!
— Угу. Артем Палыч двадцать штук отсыпал. За героизм, проявленный в Крыму. Я подумал, что будет справедливо разделить деньги поровну. Между всеми нами. Пять тысяч — твоя доля, Валера.
Протасов снова налил, а потом принялся смущенно вытягивать мизинцем мошку, ухитрившуюся утопиться в его стакане.
— Выгорит твоя тема, не выгорит, а пять штук никому не помешают, — деликатно сказал Бандура.
Вовчик попробовал было потянуться к деньгам, Протасов ухватил его руку и буквально пригвоздил к столу.
— Хорошо, что вспомнил, — рассеянно сказал Андрей, постаравшийся не заметить этой маленькой сценки. — У меня после Крыма — голова совсем дырявая. Столько событий разных, Ледовой, Анька, Бонифацкий… Мозги матом встали…
— Тут у кого хочешь, встанут, — согласился Протасов печально. Сгреб деньги, сунул в карман спортивных штанов.
— В который раз отцу блок солдатского «Кэмела» покупаю, а отправить — руки не доходят, — пробормотал Андрей, уже собираясь уходить. — Боюсь, снова сам скурю… Отец «Приму» без фильтра любит, так что «Кэмел» — в самый раз.
— «Визант», — тихо произнес Протасов.
— «Винстон», дерево ты неумное, — поправил Вовчик, хихикая, — «Вин-стон». По-любому.
Протасов поглядел на него, как на таракана в тарелке.
— «Визант», мудак. Я сказал «Визант». Были такие сигареты. Давно…
— Не слыхал ни про какой «Визант», — горячо заявил Вовчик. — Гонишь ты, земеля.
— Это потому, Вовка, что ты, к твоему сведению, полный мудак. Окончательный. Если б проводили чемпионат мира среди мудаков, ты бы, Вован, в натуре, занял второе место.
— Почему не первое?
— А потому, Вовчик, что ты мудак, — пояснил Протасов. — Слышь, Бандура, сигарету мне дай.
С этими словами Протасов протянул пятерню. Андрей протянул ему сигарету.
— Ты же не куришь, Валера?
— Закурю.
— Развезет, — предрек многоопытный Вовчик. — Дрова будут, зема. По-любому.
Протасов не внял, через мгновение окутавшись облаком табачного дыма.
— «Визант», — повторил он, прокашлявшись. — «Визант». Были такие сигареты. Кубинские. Мой старик только их и курил. Говно конкретное, а ему — нравились. Специально за ними в Киев ездил. В «Гавану».
— Куда?
— В «Гавану», блин. Был такой магазин. На Красноармейской. Торговал кубинским табаком. Старик три блока брал. На месяц еле хватало.
Бандура и Вовчик примолкли, внимательно слушая Протасова.
— Как старик со смены возвращался, чад на кухне стоял, дыхнуть, блин, нечем.
— Он в автопарке работал, — продолжал Валерий задумчиво. — Мужики мне говорили, старик в гараже головку блока голыми руками выдергивал. Сип — есть. Легко. Здоровый был буйвол. Гора…
— Больше тебя? — уточнил Бандура деликатно.
Протасов пожал плечами.
— Может и так… Помню, ружье у старика было. Двустволка. На охоту он редко ходил, а ружьишко лежало, для порядку. Как-то раз, мы с Эдиком решили стрельбануть с балкона…
— С Армейцем?! — поразился Андрей.
— Ну да. Мы с этим задохликом на одной улице выросли. Только я на год раньше в школу пошел. И учился, блин, в старшем классе… пока это… — Протасов замялся, — пока… эти клоуны… Бандура, в натуре, на второй год меня не оставили…
— А… — Андрей подавил улыбку.
— Тут я, блин, прямо в их класс и попал. Конкретно. За одну парту к этому рахиту…
— К Эдику?
— Точно. Он, блин, такой заучкой был, — мрак, Бандура. Отличник с примерным поведением… Ссадили нас, чтоб он меня это… подтягивал…
— Ну а ты? — спросил Андрей, попытавшийся представить Протасова и Армейца за одной партой. С пионерскими галстуками на шеях.
— Что я? Сделал из него человека… Курить его научил, пить, девок за жопы щипать. Его в школе дистрофаном звали…
— Ну вот, — сказал Протасов, — возвращаясь к рассказу о ружье. — Задумали мы с Эдиком охотниками заделаться. Нашли патроны. Пока, блин, искали, всю квартиру перевернули вверх дном. Зарядили, значит, ружбайку. Вышли, в натуре, на балкон, да как захренячили из обоих стволов… А на соседнем балконе карга старая, как назло, белье вешала… И выпала, представляешь? В натуре. Короче, весь дом на ушах. Милиция, скорая, все дела. Управдом приперся. Эдик, понятно, сбежал, собака. Батю с работы выдернули… Как старик в дверь зашел, я сразу — в сортир. Закрылся, блин, сижу. Он — «выходи, зараза», кричит, я молчу, в натуре. Слышу, он ремень из брюк вынимает. Труба дело.
— Ну, и чем закончилось, зема?
— Шесть часов на толчке просидел, — сообщил Протасов торжественно. — Он молчит, как рыба, я, значит, тоже. Засиделся, блин, короче. Давай выходить. Только, блин, нос из сортира высунул, он меня — за ухо. В засаде прям под дверью сидел. Понимаешь?
— Нагорело? — спросил Андрей сочувственно.
— Нагорело — не то слово. Вырванные годы, реально. Месяц, блин, жопу узнать не мог… Ни сесть, ни лечь.
— Где он сейчас? — спросил Андрей.
Протасов сразу посерьезнел.