Охота на Сэтавра
Шрифт:
Следует сказать, что в советской литературе аналогичные попытки создать «движущиеся» характеры делают А. и Б. Стругацкие (Юрковский и другие герои трилогии «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею» и «Стажеры» или Горбовский, который встречается читателю в «Возвращении» и в «Далекой Радуге»). Но герои Стругацких эволюционируют в известной степени внешне (даже Юрковский, образ, которого изменяется наиболее явно, почти демонстративно); история характера обрисована тут бегло и отрывочно, психология менее детализирована, чем у Лема.
Совсем по другим принципам созданы «Сказки роботов». По-видимому, свою родословную эта книга ведет от «Одиннадцатого путешествия Ийона Тихого» (оно появилось позже основной книги
Роботы в «Одиннадцатом путешествии» выпускают свои газеты. Пишут и говорят они архаическим языком и отличаются свирепостью — это потому, что Калькулятор использовал в качестве материала для их создания и библиотеку корабля, где было много детективов и книг по истории языка. Роботы эти ненавидят людей, считают их тиранами, которые нещадно эксплуатируют бедных роботов. Очевидно, и в сказки роботов, которые они рассказывают своим «детям», должны были войти мотивы неприязни к людям. Кроме того, там должно быть представление о Конструкторе — причине всех причин. Ну и, конечно, стилизованная под архаику речь, в подражание человеческим сказкам.
«Сказки роботов» частично уже публиковались у нас. В эту книгу вошло семь сказок. Среди них есть не только сказки, «перелицованные» из человеческих («Три электрыцаря», «Советники короля Гидропса», «Сказка о цифровой машине…»), но и написанная в несколько другом, не столько сказочном, сколько ироническом, ключе притча о роботе Автоматее и его друге. Представлены здесь и сказки о конструкторах Трурле и Клапауциусе («Как уцелела Вселенная», «Машина Трурля», «Крепкая взбучка»); впрочем, эти конструкторы тоже роботы, хоть об этом и не всегда вспомнишь: ведут они себя совсем как люди. Конструкторы эти очень полюбились Лему; они появляются и в его новой книге «Кибериада». Они выдумывают там много удивительных вещей, например расправляются с космическим пиратом (который, нападая на корабли, отбирал не материальные ценности, а информацию), создав «Демона второго рода», который отсеивает информацию отовсюду и топит пирата в океане информации.
Но в «Сказках роботов» Трурль и Клапауциус еще не выходят в космос, и дела их более скромны, да и по большей части кончаются трагикомическими неудачами. Девятиэтажная машина, созданная Трурлем, оказывается не только предельно глупой, но вдобавок еще упрямой, как осел, страшно обидчивой и причиняет ему массу неприятностей («Машина Трурля»). Другая его машина, умеющая делать все на букву «Н» («Как уцелела Вселенная»), действует вполне исправно, но оказывается, что с ней надо обращаться осторожно, а то она и весь мир уничтожит, создавая «Ничто» («Ничто» ведь тоже на «Н»!).
«Сказки роботов» привлекают неистощимым богатством фантазии, изяществом; это, по определению Лема, «развлечение на высшем уровне». Конечно, и в этих «внеземных» конструкциях просматриваются знакомые нам черты земной действительности; конечно, и этот внешне легкий юмор не плавает в условиях невесомости — он подчиняется законам земного тяготения. «Сказки роботов» тоже, как и все произведения Лема, заставляют с какой-то неожиданной точки зрения посмотреть на многое примелькавшееся, оценить его по-новому. Словом, они дают и пищу пытливому уму, и в то же время отдых: ведь нет лучшего лекарства от усталости, чем веселый смех!
Часть 1.
ИСПЫТАНИЕ
(перевод Г. Гуляницкой)
— Курсант Пиркс!
Голос Ослиной Лужайки вернул его к действительности. Пиркс как раз представил себе, что в карманчике его старых штатских брюк, на дне шкафа, лежит монета в две кроны. Серебряная, звенящая, забытая. Еще минуту назад он знал наверняка, что ничего там нет — самое большее старая почтовая квитанция, — но теперь начал убеждать себя, что монета существует, и к моменту, когда Ослиная Лужайка назвал его имя, окончательно в этом убедился. Можно сказать, он отчетливо ощущал ее округлость и видел, как она приютилась в карманчике. Он мог бы пойти в кино, и у него еще останется полкроны. А если пойти только на хронику, так останется полторы, из них одну крону он отложил бы, а остальных хватило бы для игры на автоматах. Если б автомат заело, он начал бы без конца сыпать мелочь — прямо в раскрытую ладонь, и Пиркс едва поспевал бы рассовывать ее по карманам и снова подставлять руку… ведь случилось же такое со Смигой! Пиркс уже сгибался под тяжестью неожиданно свалившегося богатства, когда голос Ослиной Лужайки развеял его мечты.
Преподаватель обычным жестом заложил руки за спину и, перенеся всю тяжесть тела на здоровую ногу, задал вопрос:
— Что вы сделали бы, встретив во время патрульной службы корабль с чужой планеты?
Курсант Пиркс открыл рот, будто пытаясь вытолкнуть находившийся там ответ. Он выглядел как человек, меньше всех на свете знающий, что следует делать, встретив корабль с чужой планеты.
— Я приблизился бы… — сказал он глухим, странно огрубевшим голосом.
Курс замер. Все учуяли, что предстоит нечто менее скучное, чем лекция.
— Очень хорошо, — отеческим тоном сказал Ослиная Лужайка. — И что же дальше?
— Застопорил бы… — выпалил курсант Пиркс, чувствуя, что уже давно перешагнул рубеж своих познаний. Он лихорадочно отыскивал в опустевшей голове какие-нибудь подходящие параграфы из «Поведения в космосе». Ему казалось, что он никогда в жизни не видел этой книги. Пиркс скромно потупился и тут заметил, что Смига что-то говорит в его сторону — одними губами. Прежде чем смысл подсказки дошел до его сознания, он громко повторил:
— Я бы им представился.
Весь курс взревел как один человек. Ослиная Лужайка секунду сдерживался, потом тоже расхохотался. Однако серьезность быстро вернулась к нему.
— Завтра явитесь ко мне с бортовым журналом… Курсант Бёрст!
Пиркс уселся так, словно стул был из расплавленного, еще не совсем остывшего стекла. Он даже не особенно обиделся на Смигу — такой уж он был, этот Смига, не мог пропустить удобного случая. Пиркс не слышал ни слова из того, что говорил Бёрст, — тот рисовал на доске кривые, а Ослиная Лужайка по своему обыкновению приглушал ответы электронного вычислителя, так что отвечающий в конце концов запутывался в вычислениях. Устав разрешал прибегать к помощи вычислителя, но Ослиная Лужайка придерживался в данном случае собственной теории: «Вычислитель — тоже человек, — говорил он, — и может испортиться». Пиркс не обиделся и на Ослиную Лужайку. Он вообще ни на кого не обижался. Почти никогда. Через пять минут он уже воображал, как стоит перед магазином на улице Дайергоффа и смотрит на выставленные в витрине газовые пистолеты, из которых можно стрелять холостыми зарядами, пулевыми либо газовыми — целый комплект с сотней патронов за шесть крон. Конечно, и на улице Дайергоффа он был только в мечтах.