Охота на Сталина, охота на Гитлера (с фото)
Шрифт:
– Где получили кресты?
– Первый во Франции, второй на Остфронте.
– Что делаете сейчас?
– После ранения временно работаю по снабжению своего участка фронта.
– Где ваша часть?
– Под Курском.
– Под Курском?…
Ощупывающий взгляд Коха встретился со взглядом Кузнецова.
– И вы - лейтенант, фронтовик, национал-социалист - собираетесь жениться на девушке сомнительного происхождения?!
– Мы помолвлены, - изображая смущение, признался Кузнецов.
– И я должен получить отпуск и собираюсь с невестой к моим родителям, просить их благословения.
– Где вы родились?
–
– После войны намерены вернуться к себе?
– Нет, я намерен остаться в России.
– Вам нравится эта страна?
– В словах Коха послышалось что-то похожее на иронию.
– Мой долг - делать все, чтобы она нравилась нам всем, герр гаулейтер!
– твердо и четко, выражая крайнее убеждение в справедливости того, о чем он говорит, сказал Кузнецов.
– Достойный ответ!
– одобрительно заметил гаулейтер и подвинул к себе лежавшее перед ним заявление Вали.
В это мгновение Кузнецов впервые с такой остротой физически ощутил лежащий в правом кармане брюк взведенный «вал ьтер». Рука медленно соскользнула вниз. Он поднял глаза и увидел оскаленную пасть овчарки, увидел настороженных гестаповцев. Казалось, все взгляды скрестились на этой руке, поползшей к карману и здесь застывшей.
Нет, стрелять - никакой возможности. Не дадут даже опустить руку в карман, не то что выдернуть ее с пистолетом. При малейшем движении гестаповцы готовы броситься вперед, а тот, что стоит за спинкой стула, наклоняется всем корпусом, так что где-то у самого уха слышно его дыхание, - наклоняется, готовый в любое мгновение перехватить руку…
Между тем гаулейтер, откинувшись в кресле и слушая собственный голос, продолжает:
– Человеку, который, подобно вам, собирается посвятить жизнь освоению восточных земель, полезно кое-что запомнить. Как выдумаете, лейтенант, кто для нас здесь опаснее: украинцы или поляки?
У лейтенанта есть на этот счет свое мнение.
– И те и другие, герр гаулейтер!
– отвечает он.
– Мне, лейтенант, нужно совсем немного, - продолжает Кох.
– Мне нужно, чтобы поляк при встрече с украинцем убивал украинца и, наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Если до этого по дороге они пристрелят еврея, это будет как раз то, что мне нужно. Вы меня понимаете?
– Тонкая мысль, герр гаулейтер!
– Ничего тонкого. Все весьма просто. Некоторые весьма наивно представляют себе германизацию. Они думают, что нам нужны русские, украинцы и поляки, которых мы заставили бы говорить по-немецки. Но нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки. Нам нужны плодородные земли… Мы будем германизировать землю, а не людей. Здесь будут жить немцы!
Кох переводит дух, влимательно смотрит на лейтенанта:
– Однако я вижу - вы не сильны в политике.
– Я солдат и в политике не разбираюсь, - скромно ответил Кузнецов (ответ для члена НСДАП, согласитесь, довольно странный.
– Б. С.).
– В таком случае бросьте путаться с девушками и возвращайтесь поскорее к себе в часть. Имейте в виду, что именно на вашем курском участке фюрер готовит сюрприз большевикам. Разумеется, об этом не следует болтать.
– Можете быть спокойны, герр гаулейтер!
– Как настроены ваши товарищи на фронте?
– О, все полны решимости!
– бойко отвечает лейтенант, глядя в глаза гаулейтеру.
– Многих испугали недавние события?
– Сталинград?…
Гаулейтер явно удовлетворен столь оптимистическим ответрм. Он еще раз любопытным взглядом окидывает офицера и, наконец, принимается за заявление его подруги. Он пишет резолюцию".
Медведев основывался в своем повествовании, по всему, как на личных беседах с Кузнецовым и Валентиной Довгер, так и на рапорте разведчика. А кое-что присочинил. Например, по легенде Зиберт не был дворянином, обладателем родового поместья (тогда к фамилии прилагается "фон"), а всего лишь лесничим (пригодилась довоенная профессия Кузнецова), а затем управляющим в имении князя Шлобиттена. Главное же, Медведев в своей документально-художественной книге почти целиком сочинил диалог Зиберта и Коха.
Посмотрим, как в действительности проходило знаменитое свидание террориста и гаулейтера. У нас есть такая возможность, поскольку сохранился отчет Кузнецова о визите к Коху. Вот о чем в нем говорится:
"…Я на фаэтоне с Валей, Шмидтом и собакой Коха подъехали к рейхскомиссариату, вошли в вахтциммер (караульное помещение.
– Б. С.), где было около двадцати жандармов с автоматами, и взяли пропуск к Коху. Жандарм у ворот пропустил нас во двор дворца Коха. Прошли мимо второго жандарма, нас во дворе встретил адъютант. Он привел меня и Валю в нижний этаж дворца, где в приемной встретили нас одна дама и один приближенный Коха. Шмидт с собакой остались во дворе. В приемной нас попросили обождать, доложили о нашем приходе на второй этаж и попросили подняться. Мы оказались в квартире Коха. Здесь нас встретил адъютант или личный секретарь Коха, который попросил сесть и начал расспрашивать о цели приезда, после этого он ушел в кабинет Коха и вернулся с тремя высокопоставленными телохранителями Коха с крестами на груди (очевидно, это были офицеры СД.
– Б. С.). Они отрекомендовались, осмотрев нас, и попросили Валю в кабинет.
Я остался ждать. Один ушел с Валей, двое остались, молча глядя на меня…
У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал «вальтер» со спецпатронами (с ядом.
– Б. С.), в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха, и перед ним двое, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом - черная собака. Беседа продолжалась около тридцати - сорока минут. Все время охранники как зачарованные смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние было метров пять. Между мной и Кохом сидели двое, и за моим креслом сидел еще один. Никакой поэтому возможности не было опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было.
Кох очень придирчиво ругал меня зато, что я решился просить за девушку не немецкой крови. Кох сказал: " Как вы можете ручаться за нее, у нас было много случаев, доказывающих, что нельзя ни за кого ручаться сегодня (насчет наличия "арийской крови".
– Б. С.) ". Кох спросил меня, где я служил, в каких боях участвовал, в каком полку, давно ли я знаю девушку, откуда она, почему я о ней не навел предварительно справки в гестапо, где мои родные, в каких городах бывал, где и у кого работает мой отец, где мать, специальность, религия. Кох заявил мне, что если за каждую девушку, у которой убит отец, придут просить, то нам некого будет посылать в Германию…