Охота на тигра. Танки на мосту!
Шрифт:
— Петр, завтра ты встретишься с этим Язем. Слушай, и запоминай... Вот что ты должен сказать ему. Впрочем... Да, да, будет лучше, если к нему пойду я. Ты думал над тем, сколько человек нам потребуется?
— Думал. — Вид у Годуна сразу стал угрюмым. — На одного больше получается, овчарка ведь с ними...
— Один не справится.
— Самого ловкого наставим, он ее поводком удушит.
Загудел подвешенный на проволоке кусок рельса — пять ударов, сигнал выходить на вечернюю поверку.
Зажглись прожекторы на всех вышках и осветили аппельплац, к которому уже бежали со всех сторон пленные.
Ключевский и Годун также устремились туда и смешались с толпой.
На следующий день пленных ждал сюрприз. Им приказали взять котелки с собой и заставили тащить к карьеру десятка два полевых кухонь. На машине привезли продукты, дрова и вскоре по карьеру начал распространятся запах горячей баланды.
В обеденный перерыв пленных не погнали в лагерь, они получили тут же, в карьере, свои порции — черпак баланды и две ложки овсяной каши, наполовину состоящей из остюков и семян сорняков. Пленные расположились на отдых где попало. Пользуясь этим, Юрий Ключевский как бы случайно оказался рядом с пленным из второго барака по кличке Язь. Их разговор продолжался минуты две, не больше.
Вечером того же дня, как только стемнело, Язь встретился у дверей второго барака с невысоким, коренастым пленным. Они тотчас же отошли в сторону и остановились, прижавшись друг к другу спинами. Даже вблизи могло показаться, что это стоит один человек. Молчали долго, вглядываясь в темноту, прислушиваясь. Наконец товарищ Язя, по кличке Корень, заговорил, поворачивая голову и бросая через плечо едва слышные короткие фразы.
— Семен сообщил только что: всем, кто лежит в больницах, сделан укол. Они умрут этой ночью. Больницу закроют. Лечить никого не будут. Заболел — получай укол. Или конвоиры пристрелят в дороге. Коменданту нужны только здоровые.
— В больнице наши — Братовой, Камень...
— Погибли. Семен ничего не мог сделать. Узнал поздно. Что у тебя?
— По паролю Южного пришел второй. Знаешь, кто он? Чарли из четвертого...
— Чарли? Он связан с Годуном или самостоятельно?
— Связан.
— Что он тебе сказал?
— Попросил хорошенько продумать поведение Полудневого...
— Южного!
— Да, да... Чарли просил меня задуматься над такими вопросами: не следует ли предположить, что план, выполненный Южным, был разработан другими, но они не могли осуществить его, так как их отчислили из ремонтной бригады? Может быть, именно это заставило их поделиться своей тайной с Южным и уговорить его пойти в ремонтную бригаду?
— Вопросики... Хитер Чарли. Знал, что ты отнесешься к нему с недоверием.
— Тем не менее получается убедительно.
— Что ему от тебя нужно? Есть какой-нибудь план?
— О плане он не распространялся. Сказал, что грандиозный, но подробности может сообщить только за два-три дня до начала. Ему нужны люди, абсолютно надежные, готовые на все. И он спросил, могу ли я порекомендовать ему кого-либо из четвертого барака.
— Обязательно из четвертого?
— Да.
— Сколько человек ему нужно?
— Сказал, желательно восемь человек, но если найдется больше — тоже не помешает. Я ему ничего не обещал, но об одном — Ивашине — они уже знают.
— Сколько у тебя в четвертом?
— С Ивашиным трое.
— Не густо. Давай погуляем. Я должен подумать. Уж очень это на тонкую провокацию похоже.
— Пароль точный. Южный не мог ошибиться. Знал толк в людях.
— Вроде... И все-таки как бы нам не попасться.
Они разошлись и через несколько минут встретились снова, на этот раз у раскрытых дверей барака. Коренастый сказал на ходу:
— Семен должен проверить этого. На рентгене.
— Думаешь...
— Для успокоения души. Цыган говорил: «Усе може буть».
— Только без...
— Цел будет. Если чистенький — на твою совесть и ответственность. Без дела не встречаемся.
— Добро.
Разошлись не попрощавшись, не взглянув друг на друга.
Требуется месячный срок
Коменданту Каменнолужского лагеря
унтерштурмфюреру Витцелю
Спешу уведомить Вас, что человек из четвертого барака, по тайной кличке Блоха, обратился ко мне с просьбой. Он ходатайствует о том, чтобы его на несколько дней посадили в карцер. Он жалуется, что не сможет долго состоять на общих работах при граните в карьере по состоянию ухудшившегося слабого здоровья, а также пленные подозревают в нем стукача. Это создает для него большие трудности выполнять обязанности осведомителя, и для поднятия его авторитета в бараке было бы хорошо ему отдохнуть в карцере, если он и там будет получать паек и надбавку.
Прошу вас разрешить провести такую акцию по отношению указанного ценного агента Блохи.
Имею честь поставить свою подпись на вышеизложенном.
Мысль заслуживает внимания, но с ее реализацией следует повременить.
В опустевшей лагерной больнице начали делать побелку, чтобы хоть как-нибудь перебить ужасающий запах карболки, каким были пропитаны все стены. Этот маленький барак полностью отводился под жилье для внутрилагерного начальства — переводчиков, старост, поваров.
Ключевский, к немалому своему удивлению, был зачислен в бригаду маляров. Возможно, это была чистая случайность, возможно, старший переводчик запомнил пленного с жетоном № 13, который малевал на кирпичных стенах рембазы придуманные гауптманом уроки, и включил его в список. Между тем работой маляров руководил не Цапля, а его помощник — переводчик Нестеренко, молодой чубатый украинец с мутными, веселыми, будто пьяными глазами. Он следил, чтобы маляры не бездельничали, вкладывали, как он говорил, в работу всю душу. Иногда Нестеренко добавлял с похабнейшей улыбкой: «Всю душу, потому что тела у вас, гы-гы-гы, нет, одни скелетины». Он был довольно жизнерадостен, этот сукин сын, любил грубые шуточки, заковыристо ругался, но рукам воли все же не давал. И все поглядывал, поглядывал на Юрия Ключевского, а в обеденный перерыв заявил, что все могут идти к котлу, а халтурщик Чарли останется до тех пор, пока заново не побелит стену.