Охота на волков
Шрифт:
Двор встретил Егорова янтарными бликами вечернего солнца, пробивающимися сквозь листья величавой плакучей берёзы, широко раскинувшей свои чёрные ветви у самого дома. Дверь в свинарник была открыта, – видимо там хозяйничала супруга. Егоров бережно закрыл хлипкую, давно требующую ремонта калитку. И вновь его неприятно кольнуло под сердцем от того, что ни как не мог найти времени на неё. Первым делом Егоров подошёл к большой металлической бочке, что стояла у входа на веранду. Смахнув с головы кепку прямо наземь и закатав рукава своей тёмно – серой, льняной рубахи, с выцветшими завитушками – узорами, он обеими ладонями досыта нахлебался тёплой речной воды, которую натаскал туда ещё с раннего утра и смачно сполоснул лицо вместе
В дверях свинарника показалась Анастасия в рабочем переднике и с косынкой на голове. В руках её находился тяжёлый медный таз, который обычно использовался для корма скота. Поймав глазами глаза супруги, Егоров устало улыбнулся. Но его смутило хмурое выражения лица Анастасии. Обычно она всегда радостно бросалась навстречу мужу, бывало, просто улыбалась ему, но с таким видом встречала всего несколько раз за всю их совместную жизнь. Брови её были слегка нахмурены и задумчиво подтянуты к высокому лбу, а губы сжались в ровную ниточку. Анастасия вышла из свинарника и кивнула головой в сторону дома. Егоров сразу смекнул, – его кто-то ждал. Неприятно защекотало в животе, он нахмурил густые пшеничные брови и спешно прошёл на веранду.
Веранда выглядела вычурно просторной в сравнении с достаточно скромным, по своим размерам, домом. Егоров построил её сам восемь лет назад. Один лишь Колька Смирнов, да одинокий старик-финн Пекка Ванханен, которого русское население, на свой лад, называло «дядя Петя», изредка помогали ему. На веранду Егоров не пожалел ни сил, ни средств, ни времени. Принимая во внимание то, что работать на промысле ему приходилось с раннего утра до позднего вечера, он всё же закончил своё детище до первого снега. Вся веранда, за исключением ближней ко входу стены, была опоясана высокими окнами, прикрытыми тюлью. Здесь находился небольшой круглый стол, за которым семья любила вместе принимать пищу в погожие летние дни, здесь же усаживали гостей. В дальнем конце веранды Егоров даже установил самодельную кровать, на которой иногда спал в тёплые ночи.
Бревенчатый дом, где жил Егоров с семьёй, состоял всего из двух комнат, разделённых большой печкой и дощатой перегородкой. Меньшая из них выполняла роль кухни, большая – спальни. Обставлен дом был просто, по-крестьянски. Если что и было из излишеств, так это медвежья шкура в спальне, над супружеской кроватью, да оленья – на полу, но и те хозяин добыл сам, на охоте. На кухне умещался лишь обеденный стол, несколько стульев, да рукомойник, настенные полки были уставлены не богатой посудой и прочей кухонной утварью, на полу лежала полинявшая рогожка. В комнате, вдоль одной из стен, стояли кровати дочерей, отделённые от родительской кровати ширмой. У фасадной стены, смотрящей на дорогу двумя вытянутыми вверх глазницами небольших окон, стоял стол, покрытый белой скатертью, с керосинкой и оловянными фигурками животных. На стенах висели фотографии родственников и семейные фото. В углу, над кроваткой младшей дочери, блестела золотом старинная иконка, а под ней лампада. Под потолком висел красный бумажный абажур. На одну из стен была прикреплена широкая и длинная полка, уставленная книгами. Но Егорову они были ни к чему, чтение он давно забросил. Только Анастасия периодически перечитывала эти, затёртые до дыр, книги.
Этот дом совсем не походил на большую ленинградскую квартиру, в которой вырос Егоров. Здесь не было высоких выбеленных потолков, узорчатых обоев и полированной лаком мебелью. За окном не шумел торопливый город, не цокали копыта лошадей по булыжнику, не гудел многоголосый уличный люд. И воздух в доме пах не штукатуркой и не духами, а деревом и печной гарью. Но всё же Егорову был по душе и бревенчатый дом, и скромный быт, лишённый ленинградской роскоши и празднества, среди которых он жил
За круглым столом, стоявшим посреди просторной, светлой веранды сидели двое мужчин. Один из них был капитан Шабанов, с которым Егоров был давно и хорошо знаком, а вот второго, чуть выше среднего роста, крепкого телосложения, в форме капитана госбезопасности, хозяин дома видел впервые. На столе, перед Шабановым, стояла старинная, медная пепельница, которую Егоров много лет назад выиграл в карты у одного местного шведа. Целых три окурка лежало в ней. Видимо, ждали его давно.
– Здравствуй, Василий Михайлович! – первым поздоровался Шабанов и, приподнявшись с табурета, протянул ему руку.
– Вечер добрый! – кивнул Егоров, не спуская с лица выражение глубокого напряжения.
Он пожал руки обоим гостям, положил в угол, под завязку набитый добычей, вещмешок, и рядом поставил ружьё.
– Вот, познакомься! – указал на незнакомца Шабанов. – Капитан госбезопасности Юрьин.
Юрьин широко и приветливо улыбнулся, повернув лицо к хозяину дома.
– Егоров, – кивнул в ответ хозяин, но улыбку выдавить так и не смог, – Василий Михайлович!
Кроме пепельницы на столе стояла конфетница, наполненная крупным рафинадом, большой медный самовар и фарфоровые чашки с блюдцами, которыми Анастасия обычно сервировала стол к приходу только важных и долгожданных гостей. Всех прочих, вроде Коли Смирнова, она потчевала из эмалированных кружек. Чашки были пусты, и Василий Михайлович предложил гостям чая.
– Нет, спасибо! – улыбнулся Шабанов. – Уже и так по две выдули, пока тебя ждали!
Шабанов был чем-то взволнован, и это ещё больше смутило Егорова.
– А я, пожалуй, выпью чайку! – смачно хлопнул хозяин в ладоши и взял с полки, приколоченной над столом, большую эмалированную кружку с изображением весёлой мордочки собаки непонятной породы. – В лесу зной такой стоит – страшное дело! Постоянно пить охота.
Пока Егоров наливал себе чай, Шабанов вкратце обрисовал суть визита к нему, то и дело, поглядывая на капитана госбезопасности, словно искал в его глазах одобрение и поддержку.
– Кроме тебя, Василий Михайлович, в качестве проводника, мне больше посоветовать некого! – закончил комбат и развёл руками.
Егоров молчал, задумчиво нахмурив брови. Хотя и на душе его сделалось в разы спокойнее, когда открылась истинная причина визита этих двух. Он несколько раз осторожно отхлебнул из кружки, которая едва заметно курилась лёгким дымком, прежде чем заговорил сам Юрьин.
– Мероприятие, понимаете ли, весьма важное и ответственное! Человек нужен знающий и надёжный! Очень вас прошу об этом! – вкрадчиво пропел капитан госбезопасности.
Впервые с момента знакомства Юрьин спустил с лица улыбку, говорил ровным, спокойным тоном, стремясь проникнуть словами в самое сердце Егорова.
Егоров лукаво улыбнулся, украдкой взглянув на капитана госбезопасности. Юрьин заметил этот взгляд и, точно нашкодивший пёс, отвёл глаза в сторону. Егоров был удивлён, очень сильно удивлён. И удивление это обезоруживало и сбивало его с толку. Так уж сложилось у него в жизни, что никогда синяя тулья фуражки, что лежала на столе возле Юрьина, не предвещала ни чего хорошего. Он помнил людей в такой форме по аресту старшего брата, по бесконечным, часто жестким допросам, вспоминать о которых не любил, по выселению местных «неблагонадёжных элементов». А теперь человек, носящий точно такую же форму, как и те люди, которых Егоров чурался всем своим существом, хозяин современного строя и общественного устройства, людского бытия и даже жизней многих советских людей, обращался к нему с просьбой. Но робость перед синими цветами на форме Юрьина всё-таки жила внутри Егорова, и теперь она, сплетённая странным образом с просящим тоном капитана госбезопасности, не давала Егорову возможности открыто отказаться. Хотя мысленно хозяин дома уже сказал сам себе твёрдое и решительное «нет».