Охота. Я и военные преступники
Шрифт:
Через несколько недель вторым президентом страны стал Стипе Месич, один из главных и самых серьезных противников Туджмана. Теперь в правительство входили те, кто возражал против развязанной Туджманом военной кампании в Боснии и Герцеговине. Эти люди были готовы выполнить одно из главных требований для вступления Хорватии в Евросоюз — сотрудничать с трибуналом. Через несколько недель после инаугурации Месича состоялась встреча хорватских официальных лиц с сотрудниками прокурорской службы. Хорваты сообщили, что правительство располагает важной информацией об участии страны в войне в Боснии и Герцеговине, а также о хорватских операциях против сербов на территории самой Хорватии. Речь шла об очень важных доказательствах — записях совещаний, которые Туджман проводил в своем кабинете с 1991 года вплоть до того момента, когда из-за болезни оказался прикованным к постели. Вскоре сотрудники прокурорской службы узнали о том, что на военных базах в Загребе и Сплите был обнаружен полный военный архив армии боснийских хорватов. Этот архив, который сторонники Туджмана тайно перевезли из Боснии и Герцеговины с тем, чтобы
Эти доказательства, так долго скрываемые режимом Туджмана, поступили в Гаагу слишком поздно, чтобы мы могли предъявить их судебной палате, рассматривавшей дело командира боснийских хорватов, Тихомира Блашкича. До этого времени мы не представляли, насколько политика противодействия, проводимая Туджманом, может повлиять на исход дела Блашкича. Это не делает мне чести как главному прокурору трибунала…
3 марта 2000 года после слушаний, которые длились более двух лет, после оценки показаний 158 свидетелей и рассмотрения более 1300 вещественных доказательств, судебная палата огласила свое решение по делу Блашкича. Трое судей подтвердили, что подразделения армии боснийских хорватов под командованием Блашкича напали на мусульманское селение Ахмичи, не имевшее никакого военного значения. Нападение произошло рано утром, когда жители деревни спали или молились. Люди не предпринимали никаких попыток защититься, они бежали или укрывались в своих домах и подвалах. После этого группы по пять-десять солдат стали обходить мусульманские дома. Они выкрикивали оскорбления, расстреливали мужчин на глазах их семей, а потом подожгли деревню с помощью зажигательных снарядов, мин и бензина. Британские миротворцы, расследовавшие это преступление, обнаружили останки убитых мусульман. Примерно треть из них составляли женщины и дети. На лестнице одного из домов миротворцы обнаружили два обгорелых трупа — мужской и мальчика-подростка. Рука мальчика была поднята вверх и, по словам британского командира подполковника Боба Стюарта, «напоминала бесформенную клешню». В подвале за домом миротворцы обнаружили другие обгоревшие трупы. Два маленьких тела лежали на полу ничком, но лица их были обращены вверх. Пламя не полностью выжгло глаза одного из детей. [41]
41
Stewart, Lieutenant — Colonel Bob, «Broken Lives», стр. 295–298.
Судебная палата постановила, что нападение на Ахмичи планировалось высшим командованием армии боснийских хорватов в Центральной Боснии. В нападении участвовали подразделения военной полиции боснийских хорватов, в том числе полувоенная группировка «Джокеры», а также регулярные части армии боснийских хорватов, в том числе бригада «Витез». За день до нападения Блашкич отдал три письменных приказа, в которых требовал представить операцию максимально оборонительной, хотя по сути своей она была откровенным нападением. Блашкич отдавал себе отчет в том, что могут быть совершены военные преступления, и пошел на риск. Судебная палата признала его виновным в том, что он отдал приказ совершить преступления против человечности, не предпринял должных мер по предотвращению этих преступлений и по наказанию виновных.
Я была удовлетворена не только вердиктом, но и приговором, вынесенным Блашкичу. Суд приговорил его к 45 годам заключения. Этот приговор гораздо лучше соответствовал тяжести совершенных преступлений, чем приговоры, вынесенные другим обвиняемым. После его чтения я поздравила старшего прокурора Марка Хармона, который вел это дело. Он посоветовал мне не радоваться раньше времени. Все ожидали, что Блашкич подаст апелляцию. Я же не видела никаких поводов для пессимизма. Мне казалось, что, если доказательства и аргументы обвинения показались настолько убедительными судебной палате, то апелляционная палата не сможет радикально изменить приговор. Как же я ошибалась!
Прокурорская служба намеревалась получить из Хорватии стенограммы совещаний, проводимых Туджманом, архив армии боснийских хорватов и другие документы министерства обороны и вооруженных сил. Их можно было бы использовать в качестве доказательств на других процессах против боснийских хорватов. Обвинение было предъявлено Дарио Кордичу, политическому лидеру Центральной Боснии, которого обвиняли также в причастности к резне в деревне Ахмичи. Кроме того, эти документы снижали вероятность того, что апелляционная палата пересмотрит приговор, вынесенный судебной палатой Тихомиру Блашкичу. Мы также собирались использовать новые доказательства при подготовке обвинительных заключений против других обвиняемых, в том числе и против генерала Готовины. Прокурорская служба сообщила правительствам США, Франции, Германии и других стран, а также Совету безопасности ООН о том, что новое правительство Хорватии конструктивно подходит к вопросу сотрудничества с Международным трибуналом. 4 апреля 2000 года я прибыла в Загреб, чтобы встретиться с хорватскими официальными лицами. Со Стипе Месичем мы встретились ближе к вечеру, в президентском дворце, расположенном на холме над Загребом. Обнаруженные «президентские стенограммы» Туджмана и архив армии боснийских хорватов были очень важны для
Месич перебил меня: «Мадам прокурор, должен вам сказать, что президент Туджман записывал многое из того, что говорилось в этой комнате. Здесь и сейчас могут находиться подслушивающие устройства. Мы все еще их разыскиваем и не уверены, что обнаружили все. Будьте осторожны в своих высказываниях». Он рассмеялся, и я оценила его причудливое чувство юмора и осторожность. Хотя я вполне доверяла самому Месичу, те, кто его окружал, доверия у меня не вызывали. Мне казалось, что и сам президент им не доверяет. Я стала высказываться более осторожно. Месич сказал, что трибунал по Югославии должен сыграть значительную роль в истории югославских конфликтов. Примирение народов невозможно без наказания тех, кто совершил преступления. Он рассказал о стенограммах и записях переговоров Туджмана и подтвердил тот факт, что хорватская разведка располагает архивом армии боснийских хорватов, который был вывезен из Боснии и Герцеговины людьми Туджмана. Я сказала Месичу, что мы направим письменный запрос на получение доступа к этим документам, и попросила помощи в делах, связанных с обвинениями против сербов, в том числе против Милошевича и других обвиняемых. Во времена правления Туджмана хорватское правительство категорически отказывалось сотрудничать с трибуналом в этом отношении.
Затем у меня состоялась встреча с Ивицей Рачаном, новым премьер-министром Хорватии. Мы беседовали в конференц-зале, где было полно чиновников и клерков. Своей аккуратной седой бородкой и манерами Рачан напомнил мне университетского профессора. Это был настоящий политик. С одной стороны, он понимал, что Хорватия не может отказываться от сотрудничества с трибуналом. Сам он был готов сотрудничать, зная, что это облегчит вступление страны в Евросоюз. С другой стороны, Рачан хорошо осознавал все ограничения местных политических реалий. Он постоянно пытался убедить нас смягчить свои требования. «Мы работаем всего два с половиной месяца, — сказал он, — а мне кажется, что прошел целый год. Ситуация очень сложная. Нам нужно найти радикальные решения наших проблем… Скорее всего, мы потеряем власть, но Хорватии это пойдет на пользу». Рачан сообщил нам, что на основании наших письменных запросов правительство предоставит нам копии любых запрошенных документов из архива армии боснийских хорватов.
«Прекрасно, — сказала я. — Мы подождем неделю». Чтобы Рачан понял позицию трибунала, я сообщила ему, что мы реорганизовали наши следственные бригады и сосредоточились на преступлениях, совершенных против хорватов в городах Вуковар и Дубровник. Потом я запросила информацию по счетам Туджмана в иностранных банках.
После четырех или пяти часов общей дискуссии мы с Рачаном встретились наедине. Мне нужно было сообщить ему крайне важную информацию. Я сказала, что вскоре собираюсь выдвинуть обвинение против любимца Туджмана — генерала Янко Бобетко, которого многие хорваты считают героем «войны за Родину» против сербов и Югославской национальной армии. Бобетко участвовал в коммунистическом подполье в 30-е годы, а во время Второй мировой войны воевал в рядах партизан Тито. В сентябре 1993 года его подразделение армии Республики Хорватия атаковало сербов в южной части Краины. Мы с самого начала знали, что генерал Бобетко — человек пожилой, но при определении уголовной ответственности возраст не играет роли. В обвинительном заключении говорилось, что во время этого нападения были совершены серьезные нарушения международного гуманитарного права и преступления против человечности. Были убиты гражданские лица и сдавшиеся в плен сербские солдаты. Имело место также мародерство и уничтожение зданий и собственности. Генерал Бобетко знал о том, что войска, находящиеся под его командованием, совершают преступления, но не предпринял никаких необходимых и разумных мер по предотвращению этих преступлений и наказанию виновных.
Как только я упомянула имя Бобетко, Рачан схватился за голову и простонал: «О нет!» Я объяснила, что теперь Рачан обязан установить за Бобетко полицейское наблюдение: «Вы обязаны сделать так, чтобы Бобетко не мог исчезнуть, и должны хранить эту информацию в тайне».
После «войны за Родину» генерал Бобетко написал книгу, в которой практически признался в совершении военных преступлений. Он с бравадой писал о том, что он, командир хорватской армии, командовал и подразделениями армии боснийских хорватов. Это вывело из себя Франьо Туджмана, который категорически отрицал симбиотическую связь между хорватской армией и армией боснийских хорватов. Рачан подтвердил, что мемуары Бобетко подтверждают его ответственность за преступления, перечисленные в обвинительном заключении. Но все же хорватский премьер медлил с обвинениями в адрес старого генерала: «Если я пойду вам навстречу, мое правительство тут же падет. Вы этого хотите?» Рачан раз десять предупредил меня о том, какие политические последствия могут иметь обвинения в адрес Бобетко. И каждый раз я повторяла, что не изменю свою позицию: «Если я начну учитывать вашу политическую ситуацию, то не смогу закончить свою работу». Впоследствии Рачан заявил, что никогда больше не согласится на личную встречу со мной.
14 апреля 2000 года я написала президенту Месичу письмо, в котором просила как можно быстрее обеспечить доступ следователей к аудиозаписям и расшифровкам записей совещаний в кабинете Туджмана. 25 апреля сотрудники трибунала, в том числе старший прокурор Кен Скотт и руководитель исследовательской команды Патрик Тренор, встретились с одним из советников Месича. Советник представил им список встреч и бесед, записанных в кабинете бывшего хорватского президента. Через два дня сотрудники прокурорский службы начали знакомиться с первым комплектом записей.