Охотница за нечистью. Часть 1
Шрифт:
И так было почти постоянно, от прежнего Антона не осталось и следа. Беззаботный мальчишка с несерьезным нравом превратился в свое жалкое подобие. Играя на публику, мол, все в порядке нечего обо мне волноваться. Но вот только Мира волновалась, ведь всё было далеко не в порядке.
Но сейчас наблюдая за ним, она не могла понять, что же не так. Он улыбался и даже шутил с отцом. Не наиграно, а искренне. Она-то могла отличить фальшь. Мира подошла к брату и тихо извинилась за сцену в саду. Вьюга кивнул головой, принимая её извинения.
Антон улыбнулся и положил свою руку на её плечо. Мира чуть не отдернулась от такого жеста со стороны своего брата.
—
— Ничего, — помотав головой, ответил он. Но Вьюга лукавил, он не мог объяснить сестре причину своего спокойствия. Она бы не поняла, а если и поняла бы, то устроила скандал, обвиняю Кристину Ивашкову в использовании какой-то особенной магии. Но магия здесь была не причем.
Антон и Тина проговорили всю ночь, парень так и не смог уснуть, а Ивашкова не смогла оставить раненного, поэтому она просидела с ним до утра, разговаривая, переменно обрабатывая его рану и меняя бинты.
— Ты думаешь Мире, легко? — спросила она его. В её голосе не слышалось порицаний или даже любопытства. Она задала этот вопрос с каким-то покровительством в голосе.
«И этой девушке только восемнадцать лет?» — удивлялся парень.
— Нет, не думаю. Я не знаю, что с ней. Она никогда не показывает своих чувств мне.
— Я думаю, — осторожно начала Тина, — что ей не менее больно, чем тебе. Это очевидно, Антон. Она потеряла одного брата, так не дай же ей потерять ещё одного. Я понимаю тебя, но своим чувством вины ты душишь не только себя, но и свою сестру. Реши, Антон, что для тебя важней: призрачное чувство вины или вполне себе реальная сестра?
Вьюга сглотнул подступивший комок в горле. Говорили ему об этом хоть раз? Бесспорно! Но то, как преподносила это Ивашкова - многое меняло.
— Ты делаешь то, что является редким уделом для людей. Ты винишь не посторонних, а себя. Ты говорил мне, что не знаешь, что сложней для тебя: чувство вины, которое грызет тебя или его смерть. Так что же, Антон? Если смерть, то это пройдет, время лечить, как бы тривиально это не звучало, но это правда. А если чувство вины, — она запнулась и немного пренебрежительно взглянула на него, Вьюгу аж дрожь пробрала от такого проницательно взгляда, — то тебе точно никто не поможет. Потому что это низко, Вьюга. Не вини себя. Вина не воскресит твоего брата и не сможет тебя наказать. Она просто будет тебя пожирать и однажды поглотит полностью. И что тогда останется от тебя?
Она выжидающе смотрела на него, требуя ответа на свой вопрос. Вьюга пожал плечами, не зная, что ответить на это.
— Ничего, Вьюжин. Просто пустота. И тогда ты лишишь свою сестру второго брата.
— Мира? — обратился брат к сестре.
— Да?
— Прости меня, — прошептал он, обнимая Мирославу.
— За что?
— Просто прости меня.
***
Из дневника Дамьена.
« 1730 год. Франция. Париж.
Я не решусь на это. Нет, я должен! Она дала мне то, чего я так страстно желал — власть. Сегодня я был в Королевском Дворе. Эти снобы, возомнившие себя владыками нашего мира, устраивают балы, демонстрируя свои способности, которыми наделили их ведьмы. Они аргументируют эти мероприятия дружескими встречами и невинным соперничеством между собой, но я знаю, что эти Балы они устраивают не для себя, а для нас, чтобы утереть нам нос и лишний раз доказать и показать на что они способны. Мол, держитесь, мы наступаем. Держитесь, нечисть, власть в наших руках! Да, мы нечисть! Но мы
Ибсен сказала мне, что дальше будет все намного хуже, но нам надо ждать. Сколько мне надо ждать, Ибсен? Она много говорит со мной, объясняет помногу раз то, чего я не могу понять. Ждать... Это должна быть девушка. Черноволосая ворониха. Одна из Ивашковых. Её рождение принесет мне смерть. Ибсен не ошибается. Мне надо будет лгать, много лгать. Она сказала, что вампирам не привыкать ко лжи, так что это не должно меня смущать. Но ложь? Я не любил врать, когда был человеком, а человеческого во мне ровно столько же сколько и сверхъестественного. Я ещё помню, какого это быть человеком. Врал ли я, когда во мне циркулировала кровь, и билось сердце? Да. Нравилось ли мне? Нет. Придется ли мне лгать в дальнейшем? Да. Будет ли, мне это нравиться. Определенно нет.
Нет и да. Теперь эти два слова стали поперек моих принципов».
« 16 декабря 1740 год. Франция. Неизвестно.
Прусские войска вторглись в Силезию и заняли её. Пруссы начали военные действия за Австрийское наследство. Они пытаются оспорить завещание императора и разобрать себе на куски владения Габсбургов. Если так и дальше пойдет, то от этой династии останутся только одни заметки в моих дневниках. Люди... Собаки, стервятники, ни на что не годные сволочи. Ты сам был таким, Дамьен. Был? Да, точно. Я тоже был человеком.
Войны. Эти люди ведут войны, убивая своих близких. Хочется кричать на них, схватить этих представителей власти за горло и давить их хрупкие шеи так, что бы глаза вылезали из орбит, а лицо синело от нехватки кислорода...
Меня тоже ждет война. Я сам её развяжу, но для достижения более благородных целей. Я не буду делить имущества Габсбургов или оспаривать завещание Карла VI. Я подарю свободу своему народу и Истинную Королеву своим врагам. Я намного благородней и щедрей, чем смертные...»
« 23 августа 1800 год. Великобритания. Англия.
Они называют нас Королевской нечистью. Некоторые из них всерьез думаю, что это они подарили нам власть. Раз уж они оставили нас в живых, то мы обязаны им чем-то. Насколько же они смешны. Этот дневник пропитан ненавистью к этим жалким Охотникам. Кого ты ненавидишь, Дамьен? Власть, которую им так опрометчиво подарили или само существование этих полулюдей? Власть, власть, власть... Интересует ли меня что-то кроме нее? Наверное, нет. Что мне дала это жалкая власть? Кем я владею? Жалкой стайкой вампиров? Нас осталось так мало... Обращать людей, даровать им бессмертие... Разве не это должно быть моей целью? Нет, эти полулюди, которые именуют себя титулованными Охотниками, запретили нам обращать людей. Неповиновение приводит к одному – смерть. Их реформы загубят мой народ.
Вампиры не бессмертны. Не все. Нет, нас нельзя убить, но наш час когда-нибудь да пробивает. Стигматы... Страшное слово, запретное слово, жуткое слово. Когда я пишу его или произношу в своих мыслях, то мое перо надламывается и оставляет кляксы на пергаменте. Стигматированые вампиры – убийцы, ночной кошмар маленьких детей, да и многих взрослых тоже. В отличие от остальных я знаю, когда придет мой час. Ибсен мне сказала. Да... Она сказала. Черноволосая девчонка принесет мне смерть. Сто или двести лет. Это не важно. Я живу уже так долго, что время сплелось в одну полосу. Я не различаю часов от дней, а недель от месяцев».