Охотница
Шрифт:
– Неужели вы подозреваете, что и Джейн вовлечена в нечто подобное? Вот она уж совершенно ни при чем.
– Полагаю, что да. Но разве вам никогда не приходило в голову, что, доказав виновность лорда Оксбриджа, вы избавили бы Джейн Дэнвер от опасности быть втянутой в заговор? А потеряв брата, дама, возможно, к вам ринется за утешением.
– О да, – горько заметил Мартин. – Нет надежнее способа привязать к себе женщину, чем отправить ее братца на плаху.
– Леди Дэнвер вовсе не обязательно знать о вашем участии в этом деле.
– Я, может, и способен на большой обман,
– Ваша цель – обеспечить Маргарет лучшее будущее.
– Я сделаю все для своей маленькой дочурки. – Мартин печально улыбнулся. – Я бы подарил ей весь мир, если бы мог, и луну и звезды в придачу.
– Вы считаете наше дело скверным. – Сэр Фрэнсис, нахмурясь, забарабанил пальцами по столу. – Хотите – верьте, хотите – нет, я с вами согласен. Но конец уже виден. – Он взял документ со стола, чуть помедлил, словно бы спорил сам с собой. – Я рискну показать вам кое-что и надеюсь, мое доверие не окажется неуместным. – Уолсингем протянул бумагу Мартину, который с осторожностью принял ее.
– Что это?
– Самое последнее письмо шотландской королевы сэру Энтони Бабингтону. Письмо было закодировано, как и все остальные. Перед вами расшифровка первоначального текста, выполненная Фелиппесом.
Мартин опустил взгляд на документ и похолодел. Его опасения были не напрасны. Шотландская королева требовала от Бабингтона подробных сведений о заговоре. Сколько английских католиков сплотятся вокруг, какие силы ожидаются из-за границы, какие порты станут использоваться для вторжения.
Самые жуткие строчки шли в конце:
«Когда все будет подготовлено должным образом, и в пределах и за пределами королевства, только тогда наступит время этим шести господам приступить и к моему освобождению. Прежде, чем это может случиться, надо обязательно расправиться с Елизаветой. Иначе, если попытка освободить меня потерпит неудачу, моя кузина уже навсегда заточит меня в какой-нибудь жуткой мрачной темнице, из которой мне никогда уже не убежать, если она не уготовит для меня нечто худшее. Не забудьте сжечь это письмо сразу же…»
И на этих строчках Мартин понял, что шотландская королева впорхнула прямо в сеть, сплетенную Уолсингемом, и подписала свой собственный смертный приговор. Фелиппес даже проиллюстрировал свою расшифровку крошечным рисунком виселицы.
Бедная глупая женщина…
– Мои поздравления, – решительно произнес Мартин, отдавая письмо. – Сдается, теперь вы добьетесь, чтобы вам наконец отдали голову шотландской королевы, и всех остальных тоже. Как я догадываюсь, вы приступаете к составлению предписаний для ареста.
– Еще нет. Я по-прежнему не знаю имен заговорщиков, тех шестерых, упоминаемых королевой, – пояснил сэр Фрэнсис в ответ на озадаченный
– А если ваша хитрость не сработает?
– Тогда я арестую всех, с кем вы ужинали сегодня вечером, и буду вынужден применять иные методы.
– Вы имеете в виду пытки? – Мартин содрогнулся.
– Безусловно, это крайняя мера, и я бы глубоко сожалел об этом, и именно вы можете помочь мне избежать ее. Немного больше усердия и изобретательности, и вы сумеете обнаружить остальные имена.
– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы получили список, сэр.
– Даже если имя лорда Оксбриджа окажется среди этих имен?
Мартин чуть дольше необходимого задержался с ответом, но согласно кивнул. Он опасался, что Уолсингем не преминет обсудить его колебания, но министр погрузился в изучение каких-то бумаг на своем столе. Поклонившись, Мартин поспешил уйти, когда его окликнули.
– Мартин! – остановил его оклик сэра Фрэнсиса.
Он замер и удивленно оглянулся назад. Впервые министр обращался к нему по имени.
– Когда начнутся аресты, позаботьтесь держаться подальше, чтобы и вас не задержали.
– Но я работаю на вас, сэр. – Мартин нахмурился. – Ведь вы сумеете поручиться за меня.
– Я-то поручусь, только дело это уже уйдет из моих рук. Если вы попадетесь вместе с заговорщиками, пройдет некоторое время, прежде чем я сумею высвободить вас. Вы можете оказаться в заточении на долгие месяцы, возможно годы. Это было бы слишком мучительно для вашей дочери. Поэтому… поэтому будьте осторожны, – закончил Уолсингем, снова возвращаясь к разбору бумаг. – Доброй ночи, сэр.
Еще долго после ухода Мартина сэр Фрэнсис смотрел в пустоту, озабоченно хмурясь. Он нанимал множество шпионов и агентов, никому из них полностью не доверяя, и уж тем более не испытывая особой к ним симпатии.
Но что-то в Мартине Ле Лупе тронуло его, как ни в ком другом. Возможно, то была его преданность дочери, или, возможно, Мартин обладал тем, что отсутствовало у других, – совестью.
Совесть вовсе не относилась к числу желательных качеств в шпионе, но Уолсингем не мог не испытывать уважение к Мартину именно за это. К несчастью, склонность Мартина к угрызениям совести подразумевала, что на него нельзя было больше полагаться, особенно когда речь идет о Джейн Дэнвер и ее брате.
Но Уолсингем еще в начале своей карьеры научился никогда полностью не зависеть от единственного источника в целях получения достоверной информации. Тогда же он уяснил для себя, что даже наиболее честные люди идут на сотрудничество, если предложить им правильную взятку или оказать на них правильное давление.
Высокий мужчина, который неохотно, не поднимая головы, вошел в кабинет Уолсингема, стоял, потупив глаза, словно ему было невыносимо стыдно за свой приход к министру.
– Добрый вечер, мистер Тимон, – ободряюще улыбнувшись, как можно мягче обратился Уолсингем к своему новому осведомителю. – Я надеялся увидеть вас сегодня вечером.