Охотник
Шрифт:
— Зачем?
— Мне учиться надо…
— У тебя это звучит как отговорка.
— А меня твой камень несколько раз обжег, ты знаешь, что он у тебя горячий?
— Если тронешь его рукой, то окажется, что холодный.
— Сегодня он мне чуть кожу не сжег, ощущение было такое, словно меня к грелке прижали. Я встаю, в душ и домой. Не уговаривай, — она нежно поцеловала его. — И еще я рада, что у нас это было. В какой-то момент я вообще исчезла, а потом вернулась…
Девушка исчезла в ванной, а Вадим тяжело сполз на пол: шевелиться ему не хотелось, хоть
— Тебя до дома проводить? — спросил Крот, надеясь на отказ. И видимо Лада это почувствовала, потому что, посмотрев на него, хихикнула.
— А ты сможешь?
— Ну если надо, тогда, конечно…
— А если не надо? — девушка поднялась на цыпочки и поцеловала его в лоб. — Береги себя, помни, ты обещал остаться живым…
Лада исчезла, а он добрался до кровати и мгновенно уснул, успев, правда, поставить будильник на полседьмого. Проснулся он от бравурной мелодии, которая могла заставить даже мертвого проснуться. Он хлопнул по будильнику, чтобы тот заткнулся, а потом минуты три приходил в себя и пытался вспомнить, для чего он поставил будильник на это время. Кое-как ему это удалось. Вадим упал на пол, отжался пару раз, на что-то большее не хватило сил, и начал натягивать на себя одежду. Через пять минут он вышел из дома, нарезав шишиморе еды, налив молока в стакан, и погладив по голове. Кинжал он на всякий случай взял, без него он последнее время чувствовал себя голым, да и наручи надел — не потому что они ему были очень нужны, а просто когда он их цеплял на руки, то чувствовал себя защищенным.
Вечер уже повис над городом. Тягучий. Зимний. Необычный.
Он посмотрел по сторонам: темнота проросла за гаражами черным бархатом, далекие огни смотрелись матовыми, далекими и странными. Громко заскрипел неубранный снег под ногами, а чужие освещенные окна казались сосредоточением уюта и тепла. Вадим даже вздрогнул от остроты нахлынувших чувств.
Он поежился от налетевшего ветерка, поднял ворот куртки и зашагал по улице.
На улицах прохожих почти не было, он купил бутылку армянского коньяка в небольшом магазинчике у зевающей продавщицы, и поспешил к нужному ему дому.
Врач тоже когда-то жил в их дворе, он был целеустремленным и вечно занятым мальчишкой с худой шеей и вечно опущенными плечами — от тяжести огромного портфеля и футляра со скрипкой. Он, в отличие от них оболтусов, ходил в музыкальную школу, учился в какой-то специальной школе, где все предметы преподавали на английском, а вечерами выводил фигуры на паркетном полу в танцевальном кружке. Медик подавал большие надежды, родители им очень гордились, а парень завидовал им дворовым мальчишкам, носящимся по улице с рваным мячом и разбитыми носами. В итоге великого скрипача из него не вышло, как и танцора, английский ему пригодился только один раз, когда он съездил в отпуск за границу.
Врачом он стал, потому что отказался
На улице машины катились поредевшей толпой, фонари горели ровным белым светом, реклама добавляла цветов унылому, замерзшему городу. Морозец к ночи стал еще более ощутимым. Как только вышел из подъезда, у него стали замерзать щеки и подбородок, и Вадим, не заморачиваясь, закрыл шарфом лицо, оставив только глаза. Прохожих на улице почти не было — нормальные люди сидели в тепле квартир и готовились к новой рабочей неделе. Он решил прогуляться, протрезветь, но скоро ноги стали замерзать, пришлось идти быстрым шагом, и срезать путь проходными дворами.
Но когда он свернул в очередной двор, то вдруг понял, что попал в ловушку.
Сначала он даже не понял, что происходит. Внезапно арка, через которую он должен был выйти на соседнюю улицу, засветилась странным серебристым светом, тем самым спугнув дворового кота, а потом исчезла, превратившись в кирпичную стену. Сперва Крот не очень испугался, решив, что с ним творит шутки выпитый коньяк. Он пожал плечами и пошел назад, но и вторая арка, через которую он вошел в этот двор, также засветилась серебристым светом и исчезла, оставив после себя непроходимую стену. Неожиданно резко потемнело — единственный фонарь погас.
Вадим помотал головой, надеясь, что иллюзия исчезнет, но ничего случилось — по-прежнему он был заперт в каменном мешке из четырех высоток. Этого не могло быть, но было. Крот даже посочувствовал людям живущим в домах. Как можно жить в доме, если выхода из двора нет? Лазить через окна? Прорубать отдельный выход на улицу из каждой квартиры?
Ему по-прежнему было хорошо, алкоголь гулял в крови, и происходящее не пугало. Ну нет выхода и нет — бывает. То, что погас свет, ему не мешало, благодаря новому зрению, он видел все. Вот только домой надо, а то мороз усиливается, так и отморозить что-нибудь напрочь можно.
Он закрыл один глаз и надавил на яблоко, но древний способ развеивать иллюзию не сработал, тогда закрыл глаза совсем, надеясь на то, что зрение, которое дал ему демон, позволит понять, где правда, а где ее нет. Увы, здесь оно не работало. Он не видел ничего, кроме серой однородной стены. Звезды светили в далекой темноте, скрипел снег, чужие окна горели приятным ласковым теплом, но выхода из этого двора не было.
Если он чего-то не видит, то это совсем не значит, что этого нет, просто чувства дали сбой от перегрузки — решил он и пошел вдоль стены, ощупывая кирпичи.