Охотник
Шрифт:
Трей кивает. Отцово мастерство складывать байки в кои-то веки стоит хоть чего-то. Эта достаточно простая и вполне близкая к правде, ее хватит, чтоб он выскользнул из всех силков и удрал. И это наконец сделает его героем.
Джонни все еще нацеливает на нее свое внимание, цепко держит ее за руки, словно он хочет от нее чего-то еще. Ни крупицы чего бы то ни было она дать ему не хочет.
— Усекла, — говорит она и выдергивает руки из его хватки.
— На, — говорит Кел. Вынимает кошелек и вручает Джонни сколько-то банкнот.
Джонни выпрямляется,
— Ну, боже всемогущий, — произносит он. — Этот парняга все продумал. Кажись, вы двое отлично поладите. — Вынимает телефон и зашвыривает его в гущу деревьев — долгий сильный бросок в пламя. — Перед мамкой извинись за меня. Пришлю тебе открытку как-нибудь — где уж окажусь.
Поворачивается и бежит, легкий, как мальчишка, вверх по той дороге, что ведет к Малахи Дуайеру и дальше, на ту сторону горы. Через несколько секунд исчезает из виду — в полутьме среди деревьев и тонких струй дыма.
Где-то далеко, под бессловесным ревом огня, Трей слышит нарастающий вой — сирены.
— Поехали, — говорит Кел.
21
Дым густеет. Кел поднимает Трей, подхватив под мышки, и едва ли не закидывает в машину.
— Ты каким, едреный нахер, местом думала? — говорит он, захлопывая свою дверцу. Чувствует, что способен ударить ее, если не остережется. — Ты погибнуть могла.
— Не погибла, — возражает Трей.
— Иисусе Христе, — говорит Кел. — Пристегнись.
Хрустя щебенкой, разворачивает машину вниз с горы. Из-за медленных потоков дыма дорога в свете фар словно бы движется, смещаясь и вздымаясь, точно вода. Келу хочется выжать газ в пол, но попасть в любую из многочисленных рытвин и застрять в ней он себе позволить не может. Едет медленно и ровно, стараясь не обращать внимания на дрожкий рев, нарастающий позади. Откуда-то оттуда вдруг доносится такой несусветный грохот падения, что Келу кажется, будто машина содрогается, — то рухнуло дерево.
Накатывает сирена — прямо впереди, двигается быстро.
— Бля… — произносит Кел сквозь зубы. Дорога слишком узкая, не разминуться, прижаться негде, остается только сдавать назад, в огонь.
— Сверни вправо, — говорит Трей, подаваясь вперед. — Тут. Давай.
Понятия не имея, что он делает, Кел резко выворачивает руль, видит, как свет фар скачет по древесным стволам, чувствует, как колеса что-то переезжают, и обнаруживает, что они выкатились на проселок — узкий и заросший настолько, что Кел, два года ходя мимо, не подозревал о его существовании, однако настоящий. Позади сирена прокатывается по дороге и угасает.
— Следи, — говорит Трей. — Она петляет.
— Ширины хватит, чтоб машина прошла?
— Ага.
Даже с поднятыми стеклами дым просочился в салон, уплотняет воздух и дерет Келу горло. Он заставляет себя убрать ногу с газа, всматривается через лобовое стекло в проселок, прихотливо вьющийся между деревьями, — так близко, что ветви скребут по бортам.
— Куда ведет?
— Вниз по склону. Выходит чуть дальше деревни. Выше по основной дороге.
Из тьмы в свет фар выскакивает всякое — мелкие зверушки, заполошные птицы. Сердце у Кела долбит, как перфоратор, он всякий раз бьет по тормозам. В дерганом прыгучем движении по проселку Трей старательно держится покрепче.
— Налево, — говорит она, когда фары упираются во что-то, с виду похожее на глухие древесные заросли, и Кел берет влево. Теряется в догадках, где они вообще и в какую сторону едут. — Налево, — повторяет Трей.
Постепенно деревья редеют, уступают простор травам и дроку. Проселок расширяется и становится различим. Гуща дыма осталась позади, мелкие немигающие огоньки окон ясно сияют среди полей внизу, а на западном горизонте по-прежнему сохраняется последний блеклый размыв бирюзы. Мир по-прежнему на месте. Кел вновь начинает ориентироваться.
— Лена свозила меня сегодня в город, — говорит Трей ни с того ни с сего. — К Нилону этому. Я ему сказала, что никого в ту ночь не видела. Только отец мой выходил.
— Ладно, — через секунду произносит Кел. Ему удается подключить достаточное количество мозговых клеток к тому, чтобы сообразить, чтo это подразумевает. — А он выходил?
Трей пожимает плечами.
У Кела нет сил, чтоб обходиться осторожно.
— С чего ты передумала?
— Просто захотела, — говорит Трей. Умолкает, будто слова эти застали ее врасплох. — Я так захотела, — повторяет она.
— Вот взяла, да и все, — говорит Кел. — Елки, как же я не догадался. После того, как ты всю округу втравила в говнище, просыпаешься такая сегодня утром и думаешь: «Ну нахер, скукота, съезжу-ка я в город и перескажу все заново…»
Трей спрашивает:
— Ты на меня злишься?
Келу невдомек, как вообще начать отвечать на этот вопрос. На минуту ему кажется, что он расхохочется как полоумный.
— Боже, малая, — говорит он. — Я без понятия.
Трей смотрит на него так, будто он съезжает с катушек. Кел переводит дух, и ему удается кое-как собраться.
— По большей части, — говорит он, — я просто рад, что вся эта срань вроде бы того и гляди завершится. И что тебе удалось не убиться. Все остальное в моем списке приоритетов где-то внизу.
Трей кивает, словно все это разумно.
— Как думаешь, отец выбрался? — спрашивает она.
— Ага. Распространяется быстро, но ту сторону, куда он подался, еще какое-то время не отрежет. Он справится. Такие всегда справляются. — Хватит с Кела быть учтивым насчет Джонни Редди. Он считает, что и так превзошел сам себя, устояв перед искушением швырнуть этого говнючонка прямиком в огонь.