Охотники за алмазами
Шрифт:
По другую сторону комнаты сидели остальные братья Коэны. Восемь человек. Старый Аарон произвел много сыновей. Они были в возрасте от девятнадцати до сорока лет, и еще двое пока ходили в школу, только готовясь вступить в дело.
— Как вам понравится этот, мистер Ван дер Бил? — поднял голову Майкл Коэн, когда подошел Бенедикт. Майкл обрабатывал прекрасный камень, делая его круглым и используя в качестве резца другой алмаз. Под станком небольшой поднос улавливал пыль от двух камней. Позже пыль пойдет на шлифовку и распилку.
— Красавец, — сказал Бенедикт. Они принадлежали к одному братству, всю жизнь занимались алмазами и любили
Он пошел по комнате, здороваясь с братьями, задерживаясь на минуту, чтобы посмотреть, как старшие, все мастера своего дела, вытачивают фасеты, из которых состоят стороны идеально обработанного бриллианта. Пятьдесят восемь фасет: столы, звезды, павильоны, — вся эта огранка наделяет камень мистической «жизнью» и «огнем».
Оставив их согнувшимися над кругами, похожими на гончарный, Бенедикт прошел к двери в конце комнаты.
— Бенедикт, друг мой. — Аарон Коэн вышел из-за стола, чтобы обнять его. Это был высокий худой человек лет шестидесяти, с густой серебристо-серой гривой, с плечами, согнутыми за годы, проведенные у алмазного круга. — Я не знал, что вы в Лондоне, мне сказали, вы в Кейптауне. Вчера был день рождения Руфи. Если бы мы знали…
Бенедикт достал из кармана конверт и высыпал из него на стол двадцать семь алмазов.
— Что скажете об этом, папа?
— Ай-ай! — Папа от удовольствия похлопал себя по щекам и невольно потянулся к самому крупному камню.
— Я дожил до того, что вижу такой камень! — Он вставил в глаз ювелирную лупу, повернул камень, чтобы подставить его под естественное освещение, и принялся внимательно разглядывать алмаз.
— Ага, да. Вот тут небольшое перо [1] . ООНД [2] . Но мы проведем через него грань. Да, из этого камня нужно сделать два бриллианта. Два превосходных бриллианта от десяти до двенадцати карат каждый. И, может быть, пять поменьше. — Больше половины объема камня уйдет при обработке. — Да! Да! Из этого камня мы сделаем ограненных бриллиантов на сто тысяч фунтов.
1
Дефект в виде полупрозрачной полоски. — Прим. автора
2
Очень-очень небольшой дефект. — Прим. автора
Аарон подошел к двери.
— Мальчики! Идите сюда! Я покажу вам принца среди алмазов.
Сыновья собрались в кабинете. Майкл взглянул первым и высказал свое мнение:
— Да, хороший камень. Но не такой чистой воды, как в последней партии. Помните тот кристалл, октаэдр…
— О чем ты говоришь! — прервал его отец. — Ты не отличишь алмаз от куска сыра горгонзола!
— Он прав, папа, — вступил в обсуждение Ларри. — Тот камень был лучше.
— Значит, Большой Любовник спорит со своим отцом. Все, что вы знаете, это только шиксы [3] с задранными на тохес [4] юбками. Вам лишь бы плясать ватуси и ча-ча-ча. Да! Но алмазы вы не знаете. — Эта декларация предшествовала горячему семейному спору, в котором с жаром участвовали все братья.
3
Шиксы —
4
Тохес — зад (идиш)
— Тише! Тише! Все за работу! Вон! Вон! — прервал спор Аарон, выгнав сыновей из кабинета и захлопнув за ними дверь.
— Ай! — Он взглянул на небо. — Что за дело! Теперь можно взвесить камни.
Когда камни были взвешены и Аарон запер их в сейф, Бенедикт сказал ему:
— Я думаю, с Кругом пора кончать.
Аарон застыл и через стол посмотрел на Бенедикта. Они всегда делали вид, что их отношения законны. Никогда не говорили о Круге или о том, откуда поступают незарегистрированные камни, или как отправляются обработанные камни в Швейцарию.
— Почему? — осторожно спросил Аарон.
— Теперь я богат. У меня деньги отца и то, что я добыл при помощи Круга. Очень богат. Мне больше не нужен риск.
— Хотел бы я иметь такие же проблемы. Но, вероятно, вы поступаете мудро… я не стану спорить с вами.
— Будет еще одна или две поставки, и все кончено.
Аарон кивнул.
— Понимаю, — сказал он, — Все хорошее когда-нибудь кончается.
Вскоре после полудня Бенедикт припарковал машину на газоне у своей квартиры на Белгрейв-сквер. Дома он сразу пошел в душ. За все годы жизни в Лондоне он так и не привык к его смогу и принимал ванну или душ не менее трех раз в день.
Под душем он напевал, потом завернулся в большую купальную простыню и, оставляя цепочку мокрых следов, прошел в гостиную, смешал себе мартини и закрыл от удовольствия глаза, прихлебнув напиток.
Зазвонил телефон.
— Ван дер Бил! — сказал он в трубку, и тут выражение его лица изменилось. Он быстро поставил стакан и двумя руками взял трубку.
— Что вы здесь делаете? — изумление его было искренним. — Какой приятный сюрприз. Когда мы сможем увидеться? Прямо сейчас — за ланчем? Прекрасно! Нет, ничего не надо откладывать — такая прекрасная возможность. Где вы остановились? В «Ланкастере»? Прекрасно. Послушайте, дайте мне сорок пять минут, и я вас встречу в зеркальном зале на верхнем этаже. Да, десять минут первого. Боже, как приятно… — я это уже говорил. Увидимся через три четверти часа.
Он положил трубку, проглотил остатки мартини и направился в спальню. Хороший день станет по-настоящему памятным, подумал он, подбирая шелковую сорочку. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и улыбнулся.
— Мяч прыгает к тебе, Бенедикт, — прошептал он.
Ее не было ни в баре, ни в зеркальной комнате. Бенедикт подошел к высокому окну, чтобы бросить взгляд на один из лучших видов Лондона — на Гайд-парк и Серпентин. День был туманно-голубой, и солнце добавляло бронзы к красным и золотым тонам осеннего парка.
Он отвернулся от окна — она шла к нему через комнату. Внутри у него все дрогнуло от удовольствия: она тоже была золотой, с медным сверканием солнца на длинных ногах и обнаженных руках. Он вспомнил грацию ее походки, точные движения ног на ковре.
Он стоял неподвижно, давая ей возможность подойти. Все в комнате повернули головы: это было прекрасное золотое создание. Бенедикт вдруг осознал, что хочет эту женщину.
— Здравствуйте, Бенедикт, — сказала она, и он сделал шаг ей навстречу, протянув руку.