Охотники за ФАУ
Шрифт:
Командарм сидел в лесу, возле телефона, вынесенного из блиндажа, и командовал боем.
Первый раз в жизни Баженов увидел (и по достоинству оценил) великую силу слова, несущего людям спокойную уверенность в правоте их дела, веру в нашу победу. Это происходило в тягчайших условиях: при отсутствии необходимых резервов, при форсированном нажиме со стороны противника, при том, что в небе господствовала авиация противника, а наши войска были малочисленны и потрепаны.
…Звонил комдив. Он докладывал, что авиация противника «смешала с землей» солдат
— Сколько самолетов тебя бомбит?
— Сто!
— Слишком круглая цифра. Ну, чего ты пугаешься! Помнишь, как под Красненским было? В три раза больше было самолетов, а удержались. Держись! Мы вот испугались икс оружия гитлеровцев, а на самом деле…
На других командарм сначала кричал, потом требовал решительных действий — наступать, а не обороняться! А потом говорил монотонно, со снисходительностью отца к ошибкам сына.
И смотря по тому, что и как говорил командующий, Баженов угадывал, что и на том конце провода командир, вначале пребывавший в истеричном, разгневанном, растерянном или ином небоевом состоянии, в результате беседы с командармом, умевшим самим тоном разговора внушить спокойствие и уверенность, — в свою очередь тоже изменял тон, ибо менялось к лучшему и его настроение. А затем, видимо, это настроение командира передавалось его подчиненным, офицерам и сержантам, наконец доходило и до массы бойцов, вселяя в них волю к борьбе…
Вскоре прибыл Чернявский с двумя бывшими власовцами. Они вышли на поле еще на рассвете, шли пешком. Рассказ его о том, как он раскрыл секрет самодвижущейся мины, был очень интересен, хотя он только подтвердил уже известное: самодвижущаяся мина управляется из окопчика. С помощью двух власовцев, перешедших на его сторону (за что он им гарантировал жизнь), Чернявский «накрыл» такой окопчик и добыл это управляющее устройство.
Бутейко жаловался командарму на потери комсостава. Эх, если б дали ему сейчас двух командиров полков, таких как майор Сысоев или старший лейтенант Баженов! Вот тогда бы он!..
Командующий послал — и Сысоева, и Баженова.
И пришлось Баженову командовать полком. Собственно, это был батальон, но со средствами, приданными и поддерживавшими полк. Пришлось отбивать и защищать село Большие Хуторки у грейдера, возле которого он побывал в памятном ночном рейде.
А ночью приехал «виллис» с майором, принявшим полк, и Баженов мог вернуться в город — исполнять свои прямые обязанности.
Ох, как мечтал Баженов приехать и завалиться спать! А вместо этого пришлось поездить по улицам, поговорить с горожанами, чтобы видели: военный комендант не сбежал, как утверждали слухи, а ездил на передовую уточнить положение войск, теперь вот вернулся и снова приступил к работе.
Уезжая от командарма, Баженов добился обещания, что на днях его сменит обычный комендант. Но вместо ожидаемой радости он вдруг почувствовал что-то вроде ревности и недоверия. Сумеет ли новый комендант закончить все начатое? Поймет ли, оценит ли он, какой подвиг совершили патриоты,
Шесть катеров возили на барках через Днепр танки и артиллерию. Перевезли и новую стрелковую дивизию.
Днем уже господствовала наша авиация.
Через день на правом фланге наша армия вышла на рубеж «Западная речка» и готовилась к наступлению на Узел. Противник был вынужден перебросить обе танковые дивизии на этот более угрожаемый участок фронта. На левом фланге, в городе, наши части заняли ветку, сбили противника с возвышенности и вели с ним бои в южной части города.
А еще через день весь город был освобожден. Все эти дни боев в городе Баженов проводил с Черкасовым, с его командирами полков и батальонов: изучал новую тактику наших войск и войск противника. В комендатуре его заменял Свешников.
В семь утра он вернулся на «виллисе» в комендатуру. В городе стояла необычная тишина. Отвечая на приветствия зенитчиков, часового у подъезда, часового в коридоре, Баженов прошел в свой служебный кабинет. За его столом сидел лейтенант Ольховский.
Лейтенант захлопнул книгу, которую читал, вскочил и весело отрапортовал, что за время его дежурства чрезвычайных происшествий не было, если не считать трех взрывов: одна мина в доме, одна на улице, одна на берегу. Один убитый, два раненых.
— Почему ты, Коля, здесь, а не командуешь вверенным тебе батальоном? — поинтересовался Баженов.
Оказывается, по приказанию генерала Соболева еще вчера прибыл назначенный комбат с офицерами, и батальон передан им. Ольховский хотел продолжать рапорт, Баженов снова прервал. Прежде чем заниматься комендантскими делами, он, Баженов, сменит одежду, умоется, поест, а уж после этого выслушает подробности. Пусть уж дежурный распорядится, чтоб принесли поесть.
Баженов не утерпел и взял перевернутую книгу.
— «Граф Монте-Кристо», — громко прочел он. — А как насчет Устава гарнизонной службы?
— Проработал! — засмеялся Ольховский.
Баженов сбросил одежду, покряхтывая от удовольствия, обтерся холодной водой, побрился и наконец-то почистил зубы. Усталость как рукой сняло: легкий запах мыла, одеколона, зубной пасты, эти спутники пробуждения и нормального утра, творили чудеса. Баженов надел свежее белье, чистую одежду и взялся было за обувь, когда заметил у кровати пару новеньких шевровых сапог.
— Чьи здесь сапоги? — крикнул он.
— Богун принес, говорил — ваши.
Баженов надел их. Легкие, по ноге, очень удобные!..
— Богуна ко мне!
_ Богун с вечера выбыл для выполнения вашего задания и еще не явился.
— Моего задания? — удивленно повторил Баженов, входя в кабинет.
Ольховский хотел объяснить, но Баженов отмахнулся — ладно, потом! — и взял дневник дежурного по комендатуре. Он требовал, чтобы записи велись регулярно и по дневнику можно было бы и без дежурных узнать, когда, где и что произошло.