Охотники за Костями
Шрифт:
Демон Серожаб шлепал рядом, волоча раздувшееся брюхо по пыли. Он лениво мигал всеми четырьмя глазами, не делясь мыслями, но посылая Л'орику едва слышимый поток сочувствия. Магу от этого было лишь тревожнее.
Он вздохнул: — Знаю, друг мой. Если бы я научился спокойно проходить по земле, не обращая внимания на всё противоестественное, великое и малое! Думаю, такое приходит после череды неудач. В Рараку, в Куральд Лиосане, с Фелисин Младшей… о боги, что за скорбный список. Я не сумел помочь и тебе, мой Серожаб…
— Не особенно важно, —
Ужасное насилие, великие преступления творились во имя молчаливого бога. Приходили все новые вожди, все сильнее извращая суть ловкими словами, произносимыми во имя амбиций и желанного единства. Целые пруды были отравлены. Другие осушались, их ил засыпался солью. Они давили яйца. Разрубали на куски женщин. Мой народ погрузился в рай ужаса, а законы благословляли пролитие крови во имя великой нужды. Лживое сочувствие — и леденящий блеск в очах. Спасения не было, и каждое новое поколение страдало пуще прежнего.
Л'орик искоса поглядел на демона. — И что случилось?
— Семь великих воителей из семи кланов отправились на поиски Молчаливого бога, желая установить, действительно ли он благословил все творимое во имя его.
— И они нашли своего бога?
— Да, и также нашли причину его молчания. Бог умер. Он умер с пролитием во имя его первой капли крови.
— Понимаю. И какую важность ты нашел в легенде, пусть и не особенную?
— Может быть, такую: существование многих богов привносит в жизнь смертных великую сложность. Но и наоборот: если бог один, это отрицает сложность. Побуждает сделать мир проще. Это не вина бога, а ошибка его приверженцев.
— Если богу не нравится то, что творят во имя его, он должен действовать.
— Но если каждое преступление "во имя его" крадет его силы… боюсь, что вскоре он не сможет действовать и погибнет.
— Ты пришел из странного мира.
— Да.
— Я нахожу эту сказку очень беспокоящей.
— Да.
— Серожаб, перед нами дальнее путешествие.
— Я готов, брат.
— В том мире, что известен мне, — сказал Л'орик, — многие боги питаются кровью.
— И многие смертные.
Верховный Маг кивнул. — Ты уже попрощался?
— Попрощался.
— Тогда покинем здешние места.
Филиад показался у входа в кузницу, привлекая внимание Баратола. Кузнец еще пару раз покачал меха, снял кожаные рукавицы и поманил парня внутрь.
— Верховный
Баратол перебирал коллекцию железных прутов, пока не обнаружил подобающий его замыслу. Перенес его на наковальню. — Он оставил коня?
— Что? Нет, провел под уздцы.
— Плохо.
— И что теперь?
— Ты о чем?
— Ну… э… обо всем.
— Иди домой, Филиад.
— Да ну? О. Ладно. Понял. Увидимся.
— Не сомневаюсь, — сказал Баратол, надевая рукавицы.
Едва Филиад вышел, кузнец взял щипцы и положил прут в горнило, начав качать меха ногой. Четыре месяца назад он обменял последние из краденых аренских монет на здоровенную кучу угля; запасов хватит как раз на его последнюю работу.
Т'лан Имассы. Одна кожа и кости. Быстрые и смертельно опасные мастера засад. Баратол все эти дни размышлял об их особенностях, о способах сражения, ибо подозревал — ублюдки еще попадутся на пути.
Секира способна нанести большую рану, если крепко ударить. Но у них кремневые мечи — длинные, заостренные. Встав за пределами досягаемости, они…
Похоже, он нашел решение проблемы.
Кузнец все качал меха, пока не удовлетворился белизной пасти горна. Следил, как железо принимает оттенок небесной голубизны.
— Сейчас мы следуем змее, что выводит к лагерю собирателей черного зерна на берегу озера; потом мы два дня идем по плоскому камню до другого лагеря, самого северного. То, что за ним, принадлежит и подвижному, и ненайденному.
Семар Дев оглядывала длинную извилистую цепь камней слева и снизу от них. Каждый камень окружен коркой серых и зеленых лишайников, "кораллами" пыльного мха и клочками красных цветочков. Между ними более темные разновидности мхов, сырых и мягких. На тропе, по которой они двигаются, покров растительности содран, открывая розовый неровный гранит. Повсюду видны упавшие с утесов плоские гранитные глыбы. Тут и там в трещинах проглядывают черные лишайники, подобные акульей коже. Она заметила сброшенные во время брачного сезона оленьи рога, обглоданные на концах мышами. Да, надо помнить — в природе ничего не пропадает зря.
В расселинах скал выросли черные ели, частью давно уже засохшие; на более солнечных местах лежат плоские можжевельники, а края этих зарослей окаймлены черничниками и зимозеленниками. На вершинах морщинистых, бесформенных тесов стоят, словно часовые, пихты.
Суровый и опасный пейзаж, не принимающий идеи о господстве человека. Изо всех виденных Семар Дев мест это выглядело самым древним. Оно неприветливее даже глубин Джаг Одхана. Говорят, что под любой поверхностью мира, будь то море или пустыня, луг или чаща, таится твердый камень, сплющенный и скривленный незримым давлением. Но здесь — здесь всякая возможная кожура соскоблена, обнажая жилистые мускулы.