Охотники за Костями
Шрифт:
Соблазн исходил от Серой Богини, ставшей духовной любовницей ядовитого Скованного Бога. Сладость оправдания пороков была так приятна. "И так опасна. Для нас обоих". Она думала об этом, бредя за Бридтоком по Галерее Славы в трансепт. Как будто обоих влекла незримая, но прочная веревка. Сожаление пришло слишком поздно. Если вообще пришло.
"Возможно, это вполне подходящий конец для дуры, не понявшей, ради чего следует жить".
Сила Серой Богини клубилась вокруг входа, пуская серые щупальца. Она столь ядовита, что гниет и крошится даже камень.
У порога Торахвель и Бридтока поджидали остальные служители злосчастного культа.
— Срибин умер, — зашептал Септуне. — Она выберет еще кого-то.
И она выбрала.
Невидимая рука, громадная, когтистая — больше пальцев, чем может вообразить здравый рассудок — схватила грудь Торахвели, оттащив ее от остальных. Они сжались, на лицах выразились сочувствие и облегчение. Облегчение явно перевешивало. По жилам Торахвели прокатилась ярость. Она отчаянно боролась, покидая алтарную комнату; глаза обожгло кислым чумным туманом, когда она подняла взор на Полиэль.
И увидела голод, желание.
Боль взорвалась в теле — и отступила. Когти втягивались, рука оставила ее.
Торахвель встала коленями на мозаичный пол, бессильно растянулась в луже своего пота.
"Думай, о чем молишь. Думай, чего ищешь".
В Галерее Славы послышался приближающийся стук копыт.
"Всадник? Что — кто осмелился — о боги! Благодарю тебя, кто бы ты ни был. Благодарю". Она еще не упала за край. Вдох, еще — несколько мгновений…
Оскалившийся Страховид оттолкнул жрецов плечом. Паран поглядел на согбенные, дрожащие фигурки и нахмурился: все трое упали перед ним на колени, склонили головы.
— Чем они больны? — спросил он.
Лающий смех Страховида всколыхнул застоявшийся воздух. — Отлично сказано, чужак. В тебе есть стальной стержень. Отдаю должное.
"Идиот. Я не шутил".
— Сойди с клятого коня, — сказал Страховид, заслоняя вход. Он облизнул уродливые губы, крепче сжал рукоять серпа.
— Даже не подумаю. Зная твою любовь к лошадям…
— Ты не можешь ВЪЕХАТЬ в алтарный зал!
— Отойди. Мой мерин не кусается — предпочитает бить копытами. Скажу честно — хруст костей приводит его в восторг.
Конь двинулся к дверям, раздувая ноздри и мотая головой. Страховид попятился, оскалив кривые зубы, и зашипел: — Ты не чуешь ее гнев? Ее ярость? О, глупец!
— А она чует мой гнев?
Паран пригнулся, когда мерин прошел в двери, и тут же выпрямился. На плитах пола извивались женщина — темная кожа покрыта потом, длинные ноги и руки трясутся. Вокруг плавали кольца чумного воздуха, нежно касаясь тела — будто поцелуи любовника.
За телом женщины начинались ступени подножия. На них валялись осколки алтаря. В центре возвышения на месте алтаря стоял трон из перекрученных, уродливых костей. Сидящая на нем излучала такую силу, что ее было плохо видно. Длинные, сочащиеся ядом руки, обнаженный торс, сморщенный, потерявший признаки женского пола; ноги, казалось, имели слишком много суставов, а стопы походили на лапы энкар'ала — широкие, с тремя когтями. Глаза Полиэли стали мерцающими в середине черных провалов точками. Потрескавшиеся, истекающие вонючей слизью губы растянулись в улыбке.
— Солтейкен, — тонким голоском сказала богиня, — не пугай меня.
— Богиня, — ответил Паран, выпрямив спину. — Я отвернулся от тебя. Это мой выбор, и ты видишь лишь то, что я позволяю тебе видеть.
— Кто ты? Или что ты?
— В обычных обстоятельствах, Полиэль, я всего лишь арбитр. Я пришел сделать приношение.
— Так ты понимаешь сокрытую истину? Кровь была ИХ путем. И мы решили ее отравить.
Паран нахмурился — и пожал плечами, засовывая руку в складки плаща. — Вот мой дар, — сказал он и заколебался. — Сожалею, Полиэль, но обстоятельства… необычные.
Серя Богиня начала: — Я не понимаю…
— Лови!
Какой-то маленький сверкающий объект вылетел из его ладони.
Она подняла руки, защищаясь.
За столкновением последовал тихий, скулящий звук. В руку вонзился кусочек металла. Отатарала.
Богиня содрогнулась Воздух разорвал страшный животный вопль. Сила хаоса порвалась в клочья и разлетелась — языки серого огня заметались словно бешеные звери, и мозаика пола начала взрываться.
Сидевший на брыкающемся коне Паран наблюдал за ее агонией… и гадал, не совершил ли он ошибку.
Затем он обратил взор на смертную, корчащуюся на полу. На ее тень, порванную в клочья непонятно чем. "Ну, этого я ожидал. Время близится".
Другой трон, такой смутный, что кажется полосами слабых теней, протянувшихся по равнине грязного льда. Быстрый Бен подумал, что с прошлого посещения он очень изменился.
Как и прислонившийся к спинке трона тощий, призрачный бог. Да, тот же капюшон скрывает лицо, и та же артритическая черная рука сжимает навершие прогулочной трости — насест одноногого стервятника. Та же эманация исходит от Темного Трона — будто пересыщенная ладанная смесь, притупляющая все чувства мага волнами отвратительного, приводящего в ярость самодовольства. Ничего необычного. И все же… что-то…
— Делат, — пробурчал бог, с великим удовольствием пробуя каждый звук имени.
— Мы не враги друг другу, — ответил Быстрый Бен. — Давно не враги. Ты не можешь не видеть этого.
— Ах, но ты желаешь сделать меня слепым, Делат! Да — да, желаешь. Слепым ко всем прошлым изменам и обманам, ко всем наглым оскорблениям и плевкам!
— Обстоятельства изменились.
— Да неужели!?
Колдун почувствовал, как пот потек по телу. Что-то здесь… но что?
"Неправильно, вот что".
— Ты знаешь, — спросил он, — почему я пришел?
— Она не заслужила милости. Даже от тебя, колдунишка.
— Я ее брат.
— Есть ритуалы для разрыва такой связи, — заявил Темный Трон. — Твоя сестра исполнила их все!
— Исполнила? Нет, попыталась их исполнить! Некоторые нити не разорвет никакой ритуал. Я позаботился. Я не мог поступить иначе.
В ответ раздалось фырканье. — Нити. Ты так наслаждаешься, плетя их? Конечно, Адэфон Делат. Величайший твой талант — немыслимые плетения. — Капюшон начал раскачиваться из стороны в сторону, когда Амманас затянул: — Сети, ловушки и мрежи, лески, крючки и наживки, сети, лову… — Он дернулся на троне: — Скажи, за что следует пощадить сестру? И откуда — скажи, откуда — у меня появится сила, чтобы ее спасать? Разве она моя? Разве она здесь, в Твердыне Теней? — Он наклонил голову к плечу. — Увы мне. Как раз сейчас она при последнем издыхании — она стала смертной любовницей Серой Богини. Признайся, чего ты ждешь от меня?