Охотники за Костями
Шрифт:
— Забудь. Я заберу с собой всех вас. Недоноски жалкие.
Сержант Геслер появился со своим взводом. Они начали разбивать бивуак неподалеку. Бутыл заметил, что среди них нет капрала Буяна.
Геслер подошел к ним. — Скрип.
— Калам и Быстрый вернулись?
— Нет. Они пошли дальше вместе с Буяном.
— Дальше? Куда это?
Геслер присел. — Лучше скажу, что рад снова увидеть твою уродливую морду. Может, они вернутся, может, нет. Скажу позже. Все утро провел с Адъюнктом. У нее много вопросов.
— О чем?
— О том, о чем скажу позже.
— Фаредан Сорт.
— Кореланка?
Смычок кивнул: — Похоже, со Стены.
— Значит, ей не впервой получать тычки.
— Да. И давать сдачи.
— Ну, это славно.
— Она ждет сегодня ночью всех сержантов.
— Думаю, нужно идти назад и ответить еще на пару вопросов Адъюнкта.
— Карак, ты не сможешь вечно избегать встречи.
— Да ну? Следи за мой. Но куда послали капитана Добряка?
Смычок пожал плечами: — Думаю, в такую роту, которой нужно придать форму.
— А нам не нужно?
— Нас труднее напугать, чем всю остальную армию. Думаю, он уже давно махнул на нас рукой. Я не жалею об ублюдке. Сегодняшняя ночная встреча, наверное, будет о вопросах осады. А может, она желает украсть у нас время духоподъемной речью.
— Во славу империи, — скривил рожу Геслер.
— Во имя мщения, — крикнул Корик, привязывавший очередные фетиши к перевязи.
— Мщение славно, пока мстим мы.
— Нет, не так, — отозвался Смычок. — Мщение — мерзкое дело, как ни посмотри.
— Тише, Скрип. Я шутковал. Ты напряжен, потому что ожидаешь осады. Почему бы не сделать грязную работу парой — тройкой Рук Когтя? Понимаешь, просочиться в город и дворец, воткнуть ножик в Леомена — и все пошли по домам. Зачем нам настоящий бой, всякое месиво? Что теперь у нас за империя?
Все помолчали. Бутыл следил за своим сержантом. Смычок испытывал струну арбалета, но думал явно о другом.
Заговорил Каракатица: — Лейсин стянула их к себе. Держит на коротком поводке.
Геслер бросил на него испытующий взгляд: — Слухи, Карак?
— Один слушок. Что я могу знать? Может, она услышала что-то в шуме ветра.
— ТЫ вот точно услышал, — буркнул Смычок, исследовавший связку арбалетных стрел.
— Только что ветераны, остающиеся на Квон Тали, созваны в Малаз и в Анту.
Смычок поднял голову: — В Малаз? Почему?
— Слушок был темный. Только куда, но не почему. Что-то заварилось.
— И где ты это выудил? — спросил Геслер.
— У новой сержанта, Хеллиан из Картула.
— Вечно пьяной?
— Точно.
— Удивлен, что она что-то может замечать. За что ее высадили здесь?
— Она не хочет рассказывать. Аж лицо у ней перекашивается от вопросов. Видно, оказалась не в том месте не в то время. Но она сначала приплыла в Малаз, потом на транспорте в Нап, потом в Анту. Похоже, она никогда не напивается до полной отключки.
— Ты пытался положить руку ей на бедро?
— Слишком молода, Скрип. Но я и не на такое способен.
— Мутноглазая жена, — фыркнула Улыба. — Думаю, Карак, большего не светит.
— Когда я был мальчиком, — ответил Каракатица, вынимая снаряд (Бутыл с тревогой отметил, что это жулёк) и начиная им жонглировать, — каждый раз, как я изрекал что-то неподходящее, папаша спускал с меня штаны и бил до потери сознания. Нечто говорит мне, Улыба, что твой отец оказался слишком мягким. Не умел воспитывать девочек.
— Только попробуй, Карак, и получишь ножом в глаз.
— Будь я твоим отцом, давно бы самоубился.
Она побледнела, но никто этого не заметил — все взоры приковывал летавший под головами снаряд.
— Гренаду положи, — сказал Смычок.
Каракатица иронически поднял брови, но жулёк положил в коробку. — Хеллиан, кстати, смогла найти способного капрала. Это говорит мне, что она умеет думать, пусть хлещет бренди как воду.
Бутыл поднялся. — Вот про нее я забыл. Карак, где они встали?
— Около фургона с ромом. Но про встречу она уже знает.
Бутыл поглядел на ящик припасов. — Тогда мне надо прогуляться по пустыне.
— Не заходи далеко, — ответил сержант. — Можно наткнуться на воинов Леомена.
— Слушаюсь.
Некоторое время спустя он приблизился к месту предполагаемой встречи. За развалинами виднелась куча мусора, примкнувшая к боку ближайшего кургана, поросшая кочками желтой травы. Никого не видно. Бутыл двигался к куче; шум лагеря стихал за спиной. Было уже за полдень, но ветер оставался горячим, как выбросы кузни.
Отесанные камни стен и фундаментов, разбитые идолы, куски древесины, кости животных и битые горшки. Бутыл вскарабкался на склон кучи, отметив недавние поновления — горшки малазанского стиля, приземистые и покрытые черной глазурью с фрагментами типичных сюжетов: гибель Дассема под И'Гатаном, Императрица на троне, Первые Герои и пантеон Квон Тали. Местный стиль, образцы которого Бутыл видывал на марше, более элегантен: удлиненные формы, кремовая и белая глазурь на шейке, переходящая в красную на теле кувшина, многоцветные реалистические картинки. Он замер, увидев здесь один такой кусок, с изображением Собачьей Упряжки. Подобрал, стер пыль с броской сцены. Виднелась часть прибитого к кресту Колтейна, над ним стая яростных ворон. Под ним мертвые виканы и малазане, пес, проткнутый копьем. По спине пробежал холодок. Он выронил обломок.
Бутыл постоял на вершине кургана, оглядел расползшуюся по сторонам тракта малазанскую армию. Носящиеся с донесениями и приказами вестовые; стервятники, бабочки — плащовки и ризаны, снующие вверху подобно туче мух.
Как он ненавидит знамения!
Стянув шлем, Бутыл отер пот со лба и повернулся в сторону южного одхана. Наверное, когда-то здесь были плодородные земли. Сейчас — пустошь. Стоит ли она борьбы? Нет, но и мало что другое стоит. Кажется, стоит борьбы жизнь солдата рядом с тобой — так ему часто говорили ветераны, ценящие только свое сомнительное братство. Эти связи родятся из отчаяния. Слияние душ, требующее заботы лишь о членах своего отряда. Что до всего остального мира — полное равнодушие, временами переходящее в озлобление.