Охотники за орхидеями (худ. В. Юнк)
Шрифт:
Наблюдать за Льготкой было очень интересно. Собака неотрывно глядела на берег и на струящуюся воду. Один раз она прыгнула в воду и потом в наказание два часа просидела на привязи.
Франтишек даже погрозил ей палкой, и Льготка тотчас поняла, что в воду лазить нельзя. Сейчас она пристроилась на краю плота, близ рулевого весла, и вся дрожала от нетерпения и беспокойства.
Как гром с ясного неба, почти одновременно грянули два выстрела. Франтишек выскочил из палатки как раз в тот момент, когда Льготка по приказанию Еника бросилась в воду за подстреленными утками. Встретив целый выводок,
— Глупцы! — воскликнул Франтишек в непритворном гневе. — Как пятилетние дети! Или вам Льготка надоела, что вы гоните её прямо кайману в пасть? Живо гребите к ней! Бейте шестами по воде! Надо распугать этих негодяев.
Тут он выхватил револьвер и раза три выстрелил в камыши.
Льготка уже подобралась к уткам и, схватив обеих, радостная, возвращалась обратно. Франтишек сам помог ей взобраться на плот, а когда она снова рванулась в воду — удержал её.
— Придётся посадить тебя на привязь, на этих несмышлёнышей положиться нельзя, — уже спокойно заговорил он. — На что способен кайман на суше, вы уже видели по тому, как он отделал Диего. А в воде кайман — всё равно что ягуар в лесу. Перекусил бы он тебя пополам, а потом эти мальчишки лили бы горькие слёзы, — приговаривал Франтишек, надевая на Льготку ошейник.
— Неужели так и бросить уток? — спросил Вацлав.
— Зачем! Жаль упускать добычу.
Плот уже повернул к заливчику, и ловкие индейцы шестами подгребли застреленных уток так близко, что их можно было вытащить руками.
Так Льготка лишилась свободы — и надолго. Она положила голову на лапы и загрустила. Наверное, размышляла о человеческой неблагодарности.
С наступлением темноты охотники развели на носу плота большой костёр и плыли ещё часа два, пока реку освещал серп луны; когда же он скрылся, они бросили якорь у берега, покрытого густой травой.
— Костёр нужно поддерживать всю ночь, — распорядился Франтишек. — Сторожить будем по двое. Эта ночёвка на воде мне что-то не по душе…
Она всём была не по душе. Тысячи надоедливых комаров звенели во тьме; рёв обитателей близких джунглей смешивался с рокотом воды; подозрительные тени то показывались над водой, то исчезали снова… Всё это не давало уснуть, рождало чувство неизведанного ещё страха. Что и говорить, путешественникам предстояла неприятная ночь.
В конце концов все сошлись на том, что следующую ночь они проведут на земле, подальше от реки.
Всю ночь с плота палили, стреляли по каждой подозрительной тени. Только индейцы, как всегда, оставались бесстрастными и заботливо подкладывали хворост в костёр.
Диего, закутав голову плащом, украдкой кусал губы, чтобы не кричать; раны его подживали и так чесались, что мальчик ощущал лишь одно желание — сорвать повязки и погрузить руку в холодную воду.
К трём часам пополуночи нестерпимые комариные укусы и страх перед коварными кайманами настолько извели всех, что Франтишек приказал отчалить от берега.
Путешественники облегчённо вздохнули, когда плот, подхваченный течением, бесшумно покинул проклятую заводь. Еник с Вацлавом были так утомлены, что мгновенно уснули на голых брёвнах плота, как на пуховых перинах.
Бодрствовали только Франтишек да индеец-рулевой; остальные, наверное,
Солнце стояло уже высоко, когда друзья пробудились. Вид берегов изменился: лесистые горы отступили, и вокруг простиралась нескончаемая саванна.
Стаи водоплавающих и болотных птиц кружились над степью; их крик наполнял воздух, насыщенный пряным ароматом. Путешественники явственно различали тропинки, протоптанные к воде. Значит, поблизости живут люди! Через два часа они уже плыли мимо деревни, раскинувшейся на берегу, и впервые за долгое время увидели мельницу. Ликованию охотников не было предела: они благополучно миновали огромное, почти необитаемое пространство и возвратились в населённые края!
Часа через два-три показалась новая деревня, её обитатели подбегали к реке посмотреть на диковинное судно и помахать рукой в знак привета. На вопрос, заданный по-испански, обитатели ответили на плохом, но понятном английском языке:
— До Тауна день пути!
— Значит, ещё одна ужасная ночь! — вздохнул Еник.
— Ну, здесь будет уже не так плохо, — утешил мальчика Вацлав. — Если к вечеру мы доберёмся до какой-нибудь деревни, заночуем в хижине.
Увы, деревня на горизонте не появлялась. Темнело, а начальник экспедиции всё ещё не отдавал приказа пристать у пологого берега.
— Что, сегодня мы вообще не остановимся? — удивился Вацлав.
— Не остановимся, — ответил Франтишек. — Луна сегодня светит на целый час дольше, река судоходна, и потому сейчас самое лучшее — плыть и плыть.
Луна зашла около девяти вечера; зато на востоке замерцал далёкий огонёк. Через час наши путешественники могли уже отчётливо разглядеть его; то был фонарь сторожевого судна, охранявшего городок Бун Таун.
В одиннадцать часов наши друзья вместе с индейцами уже отдыхали под крышей гостиницы. Англичанин — городской полицейский — заверил их, что товары уложены в надёжном месте.
Плавание от Бун Тауна до Белиза на палубе парохода, после стольких страстей и напастей, перенесённых недавно, казалось чудесной прогулкой. Опершись на поручни, друзья смотрели на запад — вернее, на юго-запад, где они оставили угрюмый Кокскомб с его голыми вершинами. Потом они переводили взгляд на окрестности. Для глаз, так долго довольствовавшихся видом джунглей, это было невыразимой отрадой. За рисовыми полями тянулись плантации сахарного тростника и кофейных деревьев. Группы хижин, живописно разбросанные по берегу, воскрешали воспоминания о далёкой родине, о мирных чешских деревнях.
Общество на палубе было не слишком многочисленно — несколько чиновников, торговцев, английских унтер-офицеров. Ни одной женщины. Индейцы ехали в трюме.
В одиннадцать часов пароходик, пронзительно гудя, входил в порт Белиз — столицу Британского Гондураса.
Глава восемнадцатая
В Белизе
Франтишек прежде всего позаботился о жилье для членов экспедиции, а потом начал искать корабль, направлявшийся в Англию, чтобы отправить на нём свой драгоценный груз. Самые точные сведения на этот счёт могли дать служащие банка, с которым мистер Хау поддерживал деловые отношения.