Окаянная сила (фрагмент)
Шрифт:
Алена протянула вперед руки, как бы отдавая их в полное владение Богородице. И знала, что этого мало - в ней была сейчас сила знания, полученного от Степаниды, сила действия, завещанная Кореленкой, но не было еще силы любви. Она не могла найти в себе ту любовь, которую заповедал Христос, к человеку, корчившемуся у ее ног. Гриша - тот мог найти в себе любовь, но она же делала его слабым и беззащитным перед сатанинским глумленьем.
Алена осознала это сейчас явственно - в таком была состоянии духа, что и более сложные истины постигла
Сжались сами собой кулаки, взяв из воздуха незримые тридевять ключей. И раскрылись, как бы кидая те ключи в лицо злой силе, обуявшей Савелия!
Алена отказалась от надежной защиты медно-звонкого купола!
Эта защита мешала ей сразиться с врагом - ибо нельзя сражаться, имея в каждой руке по щиту.
Нужен был меч... меч? Нет, не оружие! Золотой жезл должны были сжимать эти пальцы, жезл, испускающий не сноп лучей, от коего вспыхивает и человеческая, и бесовская плоть, а единый, подобный игле, золотой луч, выжигающий каждую мельчайшую точку зла!
Мрак в церковке сгустился, Савелий испускал уже не вопли, а громоносый рык, летящий, казалось, сразу со всех сторон, но из глубины мрака, из сердцевины рыка летела к Алене золотая искра.
И озарение снизошло на душу!
И вырос из той искры перед глазами Спас Златые Власы!
И встретились взоры!
– В городе Иерусалиме пред престолом Сам Господь Иисус Христос своим золотым жезлом поражает бесов святым огнем-пламенем! произнесла Алена радостно.– И говорит Сам Господь Иисус Христос Спаситель, над нечистой силой победитель: страстным огнем я тебя вызываю, изгоняю!
Две звонкие нити пряденого золота натянулись в воздухе - это Спас Златые Власы смотрел ей в глаза, а она беззаветно смотрела в глаза ему, и нити провисли, как бы под тяжестью, и коснулись черного и кудлатого кома, не имеющего внятного вида и образа, от которого по дощатому полу церковки расползался стелющийся дым.
– Уходи прочь от раба Божия Савелия, от порожденного, крещенного, причащенного и молитвенного!– соединенная со Спасом этими тончайшими и прочнейшими струнами, приказала Алена.– Выйди, сатана, из уст, из голоса из буйной головы, из белой кости, из красной крови, из шеи, из позвоночника, из сердца, из желудка, из печени, из кишок, из рук, из ног, из жил, из пожил, из пальчиков и суставчиков! Беги отсюда, сатана, во ад кромешный, где твой настоящий приют, и тамо да обретайся!
И от ее слов по струнам, уже вошедшим в черный ком, уже насквозь его прошившим, шло золотое пламя из глаз в глаза, из глаз в глаза...
– Отче наш, иже еси на небесех...– услышала она, как бы издалека, голос Гриши.– Да святится имя твое...
– Беги, сатана, туда, где трава не растет, где ветер не воет, где солнце не греет!– тыча в скорчившегося Савелия сложенным для крестного намения троеперстием, велела Алена.– Беги в бездну, на дно! Беги ты от нас на свое старое время, в бездну преисподнюю, там
– Да приидет царствие твое...– поддержал ее слабый Гришин голос.
– Шел Господь с небес! Нес животворящий крест!– уже предчувствуя победу, Алена приступила к замку заговора.
– Не хочу, не могу!..– застонал у ее ног убийца.
– Поставил этот крест на каменном мосту...
Меж двумя натянутыми золотыми струнами воистину стал расти серый каменный крест, воздвигаясь, как на подножии, на распростертом теле.
– Да будет воля Твоя!– голос Гриши крепчал, возлетел под самый потолок.
– И оградил железною стеною, и запер на тридевять замков! А ключи отдал матушке Пресвятой Богородице...
Тут лишь Алена почувствовала, что ее собственный голос слабеет. Но оставить сильный заговор без такого же сильного замка она не могла.
– Никто эти замки не откроет, никто раба Божия Савелия не испортит, ни в жилье, ни на пиру, ни в пути от сего времени, от сего часа, от сей минуты и по всю его жизнь, и по весь его век... Слово мое крепко, яко камень... Аминь, аминь, аминь...
– ... яко Твоя есть сила, и царство, и слава ныне, и присно, и во веки веков...– донеслось совсем уж издали.
Скорбные и нежные губы Спаса Златые Власы шевельнулись... сияние поплыло ширящимися волнами от лика...
Вдруг Алена ощутила на своих плечах несколько чрезвычайно болезненных точек.
Она открыла глаза.
Гриша, приоткрыв от волнения рот и тяжко дыша, тряс ее за плечи.
– Опамятуйся, Аленушка...– просил он.– Ради Господа!..
– Что это со мной?– видя Гришино лицо как бы сквозь золотые круги, спросила Алена.
– Обмерла ты и пошатнулась, - удерживая плечи, объяснил Гриша.
– А он?
– Вот он... жив ли?..
На полу лицом вверх лежал Савелий. Руки его были раскинуты крестообразно.
– Нагнись, послушай, - Алена знала, что если сейчас двинется - то рухнет.
Гриша чуть подтолкнул ее, повернул и прислонил к стене. Сам опустился на корточки, потрогал неподвижное лицо Савелия и в недоумении обернулся к Алене.
– Кажись, жив... Спит как будто...
– Спит...– повторила Алена.– Выведи меня отсюда, Гришенька. Дух тут тяжелый, ладаном надо покурить.
– Дух тяжелый?– Гриша принюхался.– Да что ты Христос, с тобой, откуда?
– Не знаю. А только дышать не могу.
Гриша, обняв Алену со всей скромностью, вывел ее на крыльцо и сразу же отпустил. Она села на ступеньки, стянула с головы черный плат и запустила руки в волосы.
– Покройся, Алена, - попросил Гриша.– Люди увидят, нехорошо.
– Не могу боле...– отвечала она.– В голове как будто кто молотом бьет, как будто сила из меня вся вышла... Погоди... отдышусь... тогда плат надену...