Океан для троих
Шрифт:
Дороти еще раз взглянула на Черного Пса, который так недолго пробыл ее спутником, но успел принести с собой столько всего, что предыдущая жизнь стала казаться пресной, как каша в казарме. Захватила из каюты оружие и вышла вон – нужно было поговорить с Саммерсом до того, как они подойдут к проклятым скалам.
– Фиши сказал, что ты больше всех знаешь, что там происходит. На Гряде, – Дороти нашла боцмана на корме.
Тот уставился в море невидящим взглядом и вертел в руках простой медный медальон на шнурке.
– Там ждет беда, – глухо отозвался Саммерс, отбрасывая
– Сколько раз Морено ходил этим путем? – задумчиво спросила Дороти.
– Больше двадцати.
– И ты вместе с ним?
– Да.
– В трюме, с залитыми воском ушами, как все?
– Верно. Потому что первый раз Рауль шел через Гряду с другой командой – и оказался один на борту своей “Каракатицы”. И куда подевались остальные, он никогда не рассказывал.
– Мне еще что-то нужно знать, прежде чем я закрою за вами замки трюма?
– Рауль часто говорил, что совершил ошибку, тогда, в самый первый раз. Что у него забрали нечто, без чего каждый вдох как пытка.
– Кто забрал?
– Сирены, – сказал Саммерс. – Не спрашивай, кэптен никогда не говорил о том, какие они, опасны ли и что просят за проход…
– Опасны. “Лючия” так и не вышла из этих скал. На ней было триста человек команды.
– Откуда тебе знать, командор? Может, и вышла. С одним человеком на борту, – Саммерс еще раз тяжело вздохнул и ушел, оставив Дороти гадать о будущем.
И вспоминать прошлое. Потому что перед глазами стоял улыбающийся Доран – такой, каким она проводила его в последний рейс – сияющий, в новой форме, которая еще даже не замялась на рукавах. Такой бесконечно счастливый, что сердце замирало. Как он тогда шутил, что вернется с сундуком золота и вместо того, чтобы, как ожидала его маменька, жениться на кузине, сманит Дороти на свой корабль, и они будут вместе бороздить волны.
Его каштановые вьющиеся волосы все время норовил растрепать ветер, а в серых глазах плясали лукавые огоньки. Он шутил и острил почти до самого отправления, а потом стал серьезен на миг, прижал Дороти к себе в коротком дружеском объятии и сразу же выпустил. А потом улыбнулся и ступил на трап “Холодного сердца”.
По сердцу полоснуло старой привычной болью.
Улыбка Дорана растаяла туманом и заменилась на жадное “жить” на других губах. Может, это кара такая? Все, кто вызывает у Дороти греховные мысли, гибнут? Стоит только подумать о том, что можно дать себе волю хотя бы в мечтаниях, как смерть взмахивает косой.
Безжалостно. Сначала Доран Кейси, теперь Рауль Морено.
Как проклятие.
Впрочем, с судьбой сражаться ей было не впервой. Жаль только, что все время в одиночестве.
Сейчас на жалость к себе времени не оставалось: нужно пройти намеченным Черным Псом курсом и догнать “Каракатицу”. Посмотреть в глаза полковнику Филлипсу, когда тот будет умирать, выяснить, что за темные дела этот подлец проворачивал вместе с губернатором, найти железные доказательства и восстановить свое
Но все равно чертовски жаль, что у клятвы Черной Ма не хватило силы перебить ее, Дороти Вильямс, неудачу. Куда уж аборигенному божеству до фамильного алантийского невезения.
Из гнезда на мачте раздалась резкая трель свистка смотрящего, и Дороти поднялась на мостик. Взяла у Фиши подзорную трубу и взглянула на предстоящую проблему.
Все как и ожидалось, чертовщина началась почти с порога: при ясном солнце и спокойном синем море выступающая каменистая гряда тонула в белесом зыбком мареве, точно в устричном супе.
– Подойдем слева, я выставлю руль на вест, и мы протиснемся точно между вон той скалой, которая похожа на акулий плавник, и той, что напоминает два пальца. В прошлый раз мы шли именно там. Нам как раз хватит времени, чтоб спуститься в трюм, – сказал Фиши, закладывая штурвал ремнем и подвязывая концы.
– Как скоро мы достигнем скал?
– При таком ветре? Четверть часа, не больше.
Время Дороти потратила с пользой – закатила в трюм бочонок с бренди для команды, которая, невесело перешучиваясь, спокойно рассаживалась и затыкала уши мягким воском.
Но траурных настроений не было. Похоже, что Саммерс и лекарь дурные новости про кэптена и яд рассказать не решились – то ли надеялись на чудо, то ли хотели избежать паники.
Когда тяжелый засов встал в пазы, отрезая команду от капитана, Дороти внезапно почувствовала легкость. Неожиданную, с примесью сильного волнения.
Скоро закроется важный долг. Потому что, что бы сейчас ни произошло, она наконец-то рядом с Дораном. Она пришла к нему. И сможет почтить его память так, как тот заслуживает. Чтобы упокоился с миром – и на дне океана, и в душе леди Дороти Вильямс.
А что до Черного Пса…
Если Дороти поняла правильно, то слышать в этом состоянии тот все равно не может, а значит, необходимое условие не нарушит. Может, сирены окажутся милостивее богов и подарят пирату быструю смерть, а не мучительное угасание от отравы. Этого он не заслужил.
Дороти вернулась в каюту. Воздух в ней стал еще злее. Остро пахло гнилью.
После недолгих раздумий Дороти обернула Морено в одеяло, даже через все слои ткани чувствуя, как тот горит в лихорадке, вынесла на палубу и устроила рядом со штурвалом на мостике, прислонив к надстройке. Дотронулась до шеи, нащупывая биение жилы – дыхание у Морено стало совсем слабое, а сердечный ритм слышался еле-еле.
Дороти не удержалась, пригладила вьющиеся черные волосы, в которых уже появились тонкие проблески седины, и улыбнулась печально:
– А обещал-то… Трепач. Кому суждено умереть от яда, того не повесят. Так что никакого эшафота и зрителей. Все скучно и несправедливо.
Потом выпрямилась, поправила шейный платок, одернула мундир, застегнула перевязь с саблей. Жаль, капитанская треуголка и парик остались где-то Йотингтоне, и приходится являться на встречу не при полном параде. Впрочем, дамы, должно быть, привычные. Да и кто сказал, что они именно дамы?