Океан между
Шрифт:
В конце концов друзья дали ему деньги на издание сборника рассказов, который он сам потом и возил по магазинам, пытаясь получить с этого хоть какой-то доход. Но работать лично с автором магазины почему-то не хотели. Обычно директор магазина его спрашивал, вертя книгу в руках:
– Это что?
– Это юмор! Очень смешная книга! – отвечал с энтузиазмом Самолетов.
– Да, – хмурился директор, – к сожалению, наш народ не понимает юмора.
– Там много и эротики, – пытался автор угадать вкусы гипотетического «народа».
– Вы с ума сошли, – с негодованием возвращал книгу директор, –
Почти весь тираж так и остался лежать нераспроданным на складе у одного из его друзей, удачливого предпринимателя. И Самолетов сдался. То, ради чего он пожертвовал карьерой в бизнесе, оказалось фикцией, пустышкой. Он решил, что никогда не станет великим писателем, а на меньшее он согласиться не мог. И тогда он зарекся писать раз и навсегда. И даже когда знакомые, а он, само собою, снабдил экземпляром своей книги почти всех, хвалили его и говорили, что давно не получали такого удовольствия от чтения, он недовольно морщился – мало кому понравится напоминание об жизненных неудачах. Теперь Самолетов работал простым программистом, жизнь которого, как известно, тяжела и неказиста.
***
С женщинами Самолетова преследовала похожая история. В молодости отношения с каждой он рассматривал лишь как некую репетицию перед будущей настоящей страстью. Он был надежным другом, остроумным собеседником, страстным любовником, но как только все вступало в серьезную стадию принятия ответственного решения, а именно: жениться или не жениться, – он делал шаг в сторону. Нет, он никогда не рвал отношений внезапно, сообщая влюбленной девушке, что им лучше расстаться. Он просто переставал прилагать усилия к их поддержанию. Он никогда не звонил первым, но отвечал на звонки. Если она хотела встретится, он встречался, и вел себя так, будто ничего не изменилось. Если она хотела любви, он не отказывался, снова и снова доводя ее до признания, что такого она уже не сможет испытать никогда.
Однако в главном, в попытках разобраться в его чувствах и истинных намерениях, он выказывал полное безразличие. И в ответ на вопрос подруги: «Что с тобою? Разве ты меня больше не любишь?» – пожимал плечами в притворном непонимании: «О чем ты? Нам ведь сейчас так хорошо? Не будем портить отношения дурацким выяснением».
В зависимости от того, как долго та или другая подруга готова была терпеть такое положение вещей, столько времени и продолжался их роман. Впрочем, если не случалось одно «но».
Дело в том, что его натура имела странное свойство: как только в положении девушки случалось какое-либо кардинальное изменение, например, если она удалялась на значительное расстояние или, не дай бог, выходила замуж, его страсть вспыхивала с небывалой силой.
Так случилось с девушкой по имени Глория, роман с которой закончился ее отъездом в другую страну. Это обстоятельство всколыхнуло его любовь с небывалой силой. Образ далекой покинутой всеми женщины, которую он называл «птенцом», нуждавшейся в его опеке и защите, разбудил в нем океан нежности и желания.
Он стал засыпать ее исполненными страсти письмами, он тратил огромные деньги на долгие будоражащие воображение телефонные разговоры. К несчастью, эта перемена нашла сильный отклик и в душе Глории, которая, имея непростой и очень
Но поездки Самолетова закончились ничем. Если при первых встречах они просто умирали от счастья держать друг друга в объятиях, то чем лучше она адаптировалась в новой жизни, тем меньше и меньше они находили точек соприкосновения. Пока вдруг не выяснилось, что между ними не осталось ни капли общего. Они расстались при обоюдном понимании и согласии.
И здесь вдруг выяснилось, что рядом с Самолетовым давно находится особа, которую как будто совершенно устраивает его отношение к жизни.
Их знакомство состоялось еще на пике романа Никиты и Глории. И поначалу казалось случайной сексуальной связью двух молодых и не замороченных условностями людей. Она все знала про его поездки, куда и зачем он путешествует, и догадывалась про многих других женщин, но старалась и виду не подать, что ее это сильно трогает.
Она никогда не отказывала ему в сексе, как бывает со многими девушками, которые, жеманно ломаясь, поднимают цену каждого соития до неимоверных высот, практически открывая торговлю каждым фактом случки, требуя взамен либо дорогие подарки, либо признания своей безоговорочной власти.
Она никогда с ним не ссорилась. И даже если случался неожиданный конфликт, ну например, она находила в компьютере его переписку с какой-нибудь страстной особой, это не приводило к немедленному разрыву. При обсуждении обоюдных претензий: во-первых, какое она имела право и, во-вторых, как он только мог, во время которых в ход могли идти самые безобидные вещи, включая крепкие выражения, брошенные на пол чашки, сломанные стулья и другая мелкая и крупная мебель, – она доходила до определенного предела, но в конце концов ему уступала.
Она позволяла ему практически все, что с одной стороны ему очень импонировало, а с другой настораживало, не имеет ли она какой-то скрытый план. Но время шло, и если какой-то скрытый план и существовал, то он был настолько законспирирован, что не имел ровным счетом никакого значения.
Ему было хорошо и комфортно. Она была умна в общении, так что ему никогда не было скучно, и сексуальна, так что он всегда был удовлетворен. И чем дальше шло время, тем меньше ему хотелось искать кого-то на стороне – от добра добра не ищут.
Когда ему исполнилось тридцать лет, он вдруг в первый раз со всей серьезностью подумал, а не та ли это девушка, которая послана ему судьбой? И впервые эта мысль не показалась ему ужасной.
Более того, он осознал, что уже далеко не мальчик, а время с каждым днем идет с нарастающей скоростью, и что пора подумать о продолжении рода – ужасно не хочется оставаться на старости лет одному. И если он не женится сейчас, то уже никогда не женится. Короче, на него вдруг нахлынул весь тот букет ощущений, который можно назвать кризисом переходного возраста из юношеской мечтательности в состояние трезвой зрелости. Ему отчаянно захотелось вскочить в семейный поезд, где давно мчались его более успешные друзья.