Океан. Выпуск двенадцатый
Шрифт:
— Треску? — слегка улыбнулся капитан. — А лет тепе сколько?
— Дак семнадцать покуда, — пробормотал Семен. — Страсть как хочется на эдаком судне поработать, — добавил он.
Капитан сел, достал из стола кожаный черный кисет, трубку, стал набивать ее табаком.
— Угольный ушеник пойдешь? — спросил он, раскуривая трубку.
— А чего это? — не понял Семен.
— Помогайт кошегар уголь рапотать, — сказал капитан, обволакиваясь голубым дымком. — Рапота трудный.
— А, пойду, — махнул рукой Семен.
— Документ есть какой?
— Имеется. В становье.
— Прихоти, —
Не помня себя от радости, Семен бросился к лодке.
В становище он наскоро собрал в узелок нехитрые свои пожитки, забежал к артельному старосте.
— Ухожу я, — сообщил, запыхавшись. — На пароход работать.
Сопровождаемый изумленными взглядами рыбаков, Семен спешил с узлом к пароходной шлюпке. Перед собой он катил бочонок трески.
Когда Семен поднялся из шлюпки на пароход, его отвели в самый нос, в кубрик под полубаком. В кубрике стоял полумрак. В небольшом помещении с подволоком и переборками было устроено шестнадцать металлических коек в два яруса. На них валялись тюфяки, грязные подушки и одеяла. В углу висел рукомойник, посередине стояла чугунная печка. Четыре крохотных зарешеченных иллюминатора, выходившие на палубу, просеивали с подволока немного света. Над печкой под подволоком висела керосиновая лампа. На койках спали несколько человек.
Семену принесли тюфяк, подушку, одеяло, он отыскал свободное место, оказавшееся в самом темном углу, бросил туда постель.
Потом пришел угрюмый машинист, отвел Семена к месту работы. Огромный котел дышал из трех своих топок знойным жаром. Кочегар, голый по пояс, истекавший потом, смешанным с угольной пылью, подбрасывал время от времени в топки уголь из кучи, которая возвышалась посреди кочегарки. Он ловко орудовал лопатой, и куча таяла на глазах. Семену велели следить, чтобы угля в кочегарке всегда было в достатке. Он должен был лопатой бросать эти черные каменья в кучу из бортовых бункеров. Их железные дверцы, которые выходили в кочегарку, выдвигались вверх, скользя по желобкам. Уголь, по мере того как его выбирали снизу, скатывался из бункеров к этим дверцам.
Еще Семен должен был помогать кочегару чистить топки, поднимать на палубу и высыпать за борт раскаленный шлак.
— Шесть часов работать — шесть отдыхать, — сказал машинист и ушел, сунув ему в руки большую лопату.
IV
Островский с Рогожцевым, как обычно, прогуливались по палубе вдоль надстройки, с наслаждением дышали вечерним морским воздухом.
Солнце висело над горизонтом. Большим огненно-желтым кругом оно светило в лицо капитану, стоявшему на мостике — возвышении перед дымовой трубой, било в глаза немногим вышедшим на палубу после ужина пассажирам.
Скалы слева приняли темно-коричневый оттенок. Чайки сидели на воде и вертели клювастыми головками, провожая взглядами проплывавший мимо них пароход.
— Дикость, ах дикость, — заговорил врач. — А ведь вот какой прекрасный пароход пущен в места эти убогие! Отделка салонов, кают! Вероятно, именно подобное, современное должно нести в эти дикие места культуру, а, Дмитрий Николаевич?
— Мы теперь озабочены не столько этим, — возразил советник, — сколько вообще необходимостью заселения края. Вы ведь уже обратили внимание на немногочисленность населения в становищах?
Рогожцев кивнул.
— Но даже таких становищ не столь много на Мурмане. Кроме того, почти все они сезонные. Люди приходят сюда на время промысла трески. Это весна и летняя путина. Осенью рыбаки уезжают к себе в Поморье, и весь мурманский берег вновь пустеет. А ведь места, Николай Львович, здесь изобильные. И рыбою, и зверем морским за Святым Носом. Всем этим богатством почти беспрепятственно пользуются соседи — предприимчивые норвежцы. И, между нами говоря, они нынче укрепляют свои позиции здесь на Севере. Растут их поселения, увеличивается флот. И нас, конечно же, не может не беспокоить подобное усиление норвежской экспансии у российских берегов, — взволнованно говорил Островский.
— Да, да, конечно, — понимающе кивал врач.
— Именно этот довод и выдвинули мы с консулом в качестве главного при решении вопроса об учреждении пароходства. Регулярное сообщение должно способствовать заселению края. Кроме того, правительство предусматривает введение определенных льгот для переселенцев, в частности налоговых.
Помолчав, советник похлопал ладонью по дубовому лакированному поручню.
— А что до отделки судна, то, как вы изволили заметить, отделка действительно замечательная, — согласился Островский. — И сам пароход хорош. Англичане строили. Но вы, Николай Львович, имеете в виду каюты и салон первого класса, которыми пользуемся мы с вами. А ведь билет в первый класс этим бедным людям, — он указал взглядом в сторону берега, — согласитесь, не по карману. Они будут ездить, как американские иммигранты, там, — советник притопнул ногой, — под палубою, в трюмах с многоярусными нарами, и вот здесь, — он обвел вокруг рукой, — на палубе.
Рогожцев огляделся. Его взгляд выражал сомнение: как же здесь, на открытой палубе, можно путешествовать, на ветру и холоде!
Островский поймал его взгляд.
— Мне доводилось видеть, как ехали рыбаки с Поморья на промысел сюда, к мурманскому берегу, на соловецком пароходе, его нанимали однажды промышленники, — продолжал советник. — Верите ли, на верхней палубе некуда было ступить. Была ранняя весна. Эти бедные люди сидели и лежали четверо суток на студеном ветру, под ледяными брызгами.
— Это, конечно, ужасно, — пробормотал ошеломленный врач. — Вы, кажется, упомянули о соловецком пароходе, Дмитрий Николаевич. Что, разве был и такой?
— Не только был, но и есть, и не один, а целых два, — сказал советник.
— Оплот божьей веры — и передовая техника? — недоуменно пожал плечами Рогожцев.
— Именно, — подхватил Островский. — Причем монастырь, как ни странно, гораздо раньше иных завел себе пароходы.
— Любопытно, — проговорил врач.
— Если желаете, могу рассказать кое-что из истории внедрения пароходов на нашем Севере, — предложил советник. — Мне пришлось изучать этот вопрос. Я готовил исчерпывающий материал для консула. Его мнений о целесообразности учреждения здесь пароходных линий запрашивал сам министр финансов.