Окно на тихую улицу
Шрифт:
– Потому что знаю их.
Нечто похожее на улыбку тронуло глыбообразный подбородок. И он тут же скрылся за дверью.
Пока Соболев отключал освещение подвала, Борода выглянул на улицу и вернулся с известием.
– Я так и думал, это приехала бригада. Корбута берут на учет. Не-е, мне это место все больше и больше не нравится. Недаром Вика так недовольна. Да, в общем-то, она и сразу была против, чтобы я здесь работал.
Выйдя из подвала, Соболев принялся закрывать входную дверь. Замок был
– А я, между прочим, вспомнил этого типа. Знаешь, кто это?
– Кто? – равнодушно отозвался Соболев.
– Это же Колесников! Боксер. Не узнал, что ли?
– Спорт меня не интересует, даже шахматный.
– Слушай, а чего это он на тебя так? Ты ему что, не понравился?
– Я не нравлюсь ментам.
– Ментам? Какой же он мент!
– Менты и преступники – одни и те же люди. Только находятся по разные стороны закона. И те и другие, кстати, обожают спорт.
– Не знаю. Я против спорта ничего не имею. Я сам люблю футбол. Но я ни тот ни другой.
– И я каждое утро делаю зарядку. Когда не пью, – задумчиво и опять как бы сам себе проговорил Соболев. – Но физические занятия и спорт – разные вещи. Наша федерация еще не знает, что она готовит своим болельщикам!..
Интереснейшая эта мысль была прервана. Рядом прозвучал голосок:
– Ой, ребята, вы уже закрываетесь?
И Борода вздрогнул. Прямо перед ним стояла Наташа.
– А я хотела увидеть Сергея Васильевича, вашего директора, – сказала она.
– На хрена он тебе нужен, Наташенька? – возмущенно обрадовался Борода.
– Хотела поговорить с ним насчет работы. Днем как-то не получилось.
– Это тебе просто судьба улыбнулась, – быстро сказал Борода.
– В каком смысле? – не поняла Наташа.
– В том, что не получилось поговорить с Корбутом. Он бы тебя уже принял. И ты бы уже сейчас, может, проходила курс молодого бойца.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Только то, что сказал. А за объяснениями обращайся вон к прессе. Саня у нас может объяснить все! А мне надо спешить домой.
Соболев улыбнулся.
– Почему я должен объяснять твои глупости?
– Это не глупости. Но мне, к сожалению, некогда. Все. Пока!
И Борода незаметно для девушки подмигнул Соболеву. После чего тут же оставил их. Соболев опять не сдержал улыбки. При всем женолюбии Борода ни за какие коврижки не изменил бы своей Вике.
– Ну так и что же это означает? – Наташа повторила свой вопрос Соболеву.
– Это означает, что мне поручили тебя проводить.
Соболев коснулся ее руки, и они тронулись в сторону площади.
– Не понимаю, – сказала Наташа.
– А разве ты не хотела, чтобы кто-нибудь из нас тебя проводил?
– Нет, ну я, конечно, не против. Мне это приятно. Ну ладно. В общем, так. Я скажу откровенно. Я дружу с Васениной и поэтому знаю, что предприятие ваше ненадежное. Даже более ненадежное, чем наш институт. Я бы сказала, оно ненадежно в такой же степени, в какой сомнительна личность его директора. Единственный надежный человек здесь, как утверждает Васенина, – это ты.
– Спасибо Васениной. Но я не принимаю на работу…
– Да я, в общем-то, и не очень хочу. Я, честно говоря, хотела только с кем-нибудь из вас пообщаться. Чтобы полнее составить представление о вашей фирме. Мне, конечно, Васенина много о вас говорила, но все-таки это одно.
– Ты от меня хотела услышать что-нибудь о Корбуте?
– Да, хотелось бы.
– Извини. Ничего не могу сказать.
– Не можешь? Или не хочешь? Если не хочешь, то этим уже будет сказано много.
– Не могу, Наташа. Ничего не могу сказать.
– Странно. Я почему-то подумала, что вы с Корбутом друзья. Васенина говорила, что вы даже живете вместе.
– О-о… Если бы все, кто живет вместе, были друзьями, то как бы прекрасна была земля наша, – проговорил Соболев, но опять как бы сам себе. После чего тут же спросил: – А с чего ты взяла, что мы не друзья?
– Уж очень вы непохожи. Странно все-таки.
– Ничего странного. Все непохожие похожи. Но сколько слез нам надо выплакать, чтобы понять это. Человек противоречив. Всегда противоречив. Мы существа неоднозначные, мы многогранные. Движущиеся, текучие, меняющиеся. Если я скажу, что Корбут хорош, я совру, если скажу, что он плох, тоже совру. Мир не делится на хороших и плохих. Он состоит из хороплохов. Все мы хороплохи.
– Правда? Очень интересная мысль! Твоя?
– Может быть. Но не ручаюсь.
– Значит, твоя. Мне она нравится. Я давно себя чувствую хороплохом. Ну и словечко ты подобрал! На ругательство смахивает. Действительно, все мы хороплохи. Если разобраться.
– Да. Хороплохи и доброзолы. А еще дурнокрасы и глупомудры. Такие вот мы все. Только отличаемся яркостью и тусклостью. Но это нормально. Так, видимо, и должно быть.
Они некоторое время брели молча, не спеша. Потом Наташа сказала:
– Конечно, все это интересно, остроумно. Все это реально. Только почему-то всегда хочется однобокости. Всегда почему-то хочется только хорошего. Плохого как-то не очень хочется. Хоть оно, наверно, и неизбежно. И, может быть, даже необходимо. Но почему? Почему всегда хочется этакого хорошенького, то есть однобоконького? Как-то совсем и не мечтаешь о полном и противоречивом! А? Ты случайно не знаешь?
– Не знаю. Просто очень хочется кому-то доверять. Но доверчивость не то качество, которое сейчас в ходу. А довериться надо. Просто необходимо.