Окно с видом на площадь
Шрифт:
Я не знала, что в ее словах было правдой. Было бы лучше вообще не думать о ее словах или постараться отсеять правду от обмана. Она явно была больна, и не только физически, но и душой.
Когда я подходила к лестнице, из библиотеки вышел Джереми и с радостью кинулся ко мне, как только увидел меня.
— Пойдемте, взгляните, как смотрится ожерелье, мисс Меган, — пригласил он.
У меня не было настроения откликаться на его просьбу и не было желания видеть Брэндана в этот момент, но Джереми настаивал. В библиотеке Брэндан стоял у окна, спиной ко мне, и я сделала только шаг или два.
Причудливое ожерелье смотрелось несколько странно на камне, из которого была высечена голова. По контрасту с высокой белой короной
— Оно прекрасно, — сказала я Джереми и повернулась к лестнице, прежде чем Брэндан успел что-нибудь сказать.
Придя в свою комнату, я сняла брошь, на которой было начертано имя царицы Хатшепсут, и положила ее вместе с другими безделушками, не смея взглянуть на нее еще раз. Теперь, когда я была одна, слова, которые я отбросила как вымысел больной женщины, вернулись ко мне, чтобы мучить меня. Что за молчание купил Брэндан? О какой правде сказала бы Лесли, желая повредить своему мужу?
Это все не имело для меня никакого значения, и я не должна думать об этом. Я должна прислушаться к тому, о чем меня предупреждал Эндрю. Я должна сохранить свою гордость.
Мне не подобало судить о том, правда или ложь заключалась в тех поступках, о которых она говорила. Это не мои заботы. Брэндан был вне моей досягаемости и всегда будет так.
Я должна сообщить ему, что ухожу. Только подожду до начала нового года. Это время казалось мне логически оправданным для начала решительных действий.
Лесли, дойдя до полного отчаяния, взяла себя в руки достаточно для того, чтобы продолжать светские визиты, которые оставляли ее без сил, и так почти каждую ночь. Возможно, она хотела именно этого — забыться до переутомления. Казалось, она колебалась между холодностью к Брэндану и трепетным желанием внимания, а то и привязанности с его стороны. Я испытывала облегчение от того, что слишком мало видела их обоих. И стыд от того, что это приносило мне облегчение.
Мисс Гарт и Селина большую часть времени проводили вне дома, выезжая вместе с Лесли, и Джереми был предоставлен мне. Ликующее счастье, вызванное тем, как дядя принял его подарок, постепенно перешло в более спокойное настроение, похожее на удовлетворенность, и я была рада видеть, что он спустился на землю с заоблачных высот. В настоящее время, по крайней мере, отношение дяди к мальчику изменилось к лучшему, и мне очень хотелось избавиться от беспокоившего меня предчувствия чего-то непредвиденного, что еще вполне может случиться, если дело касается хозяина дома.
В течение этой недели, когда все протекало внешне мирно, только один маленький эпизод потревожил наше каждодневное спокойствие. Это была не более чем детская ссора, не имевшая глубоких последствий, но она явно указывала на грядущее несчастье. Все произошло из-за карусели, которую я подарила Джереми.
В доме этой семьи было принято оставлять подарки под елкой на всю неделю между Рождеством и праздником Нового года. Если их даже брали из-под елки, чтобы надеть или поиграть, то потом снова относили обратно и клали под елку. И Джереми тоже, но несколько неохотно, оставил свою музыкальную шкатулку среди других подарков под елкой. Он предупредил сестру, чтобы она не трогала ее, но это предупреждение только усилило привлекательность игрушки для Селины.
Однажды днем я услышала вопли из гостиной и сбежала вниз, где и обнаружила, что Джереми отшлепал Селину за то, что она взяла карусель поиграть. Джереми получил карусель назад в целости и сохранности, но Селина вопила так пронзительно, как только могла, а Джереми стоял и смотрел на нее с гневом и возмущением. Мисс Гарт тоже услышала крики, и мы обе вошли в гостиную одновременно, но через разные двери.
Было
— Эта игрушка очень хрупкая, — сказала я. — Джереми имеет право разрешить или не разрешить трогать ее. Он очень бережно обращается с ней, и будет плохо, если Селина или кто другой сломает ее. Селина не очень аккуратна со своими вещами, и мы все это знаем.
Если бы меня там не оказалось, думаю, мисс Гарт обязательно отшлепала бы Джереми в отместку и поддержала бы Селину. Но она поняла, что я не отступлю, и поэтому увела плачущую Селину, чтобы отвлечь и успокоить ее. Непосредственным результатом этой ссоры — о которой дети моментально забыли — была возросшая напряженность в моих отношениях с Торой Гарт. У меня возникла уверенность, что эта женщина просто ищет случай, чтобы получить возможность подловить меня в какой-нибудь неблагоприятный момент, когда я окажусь в невыгодном положении. Уж тогда бы она подняла всех на ноги, чтобы добиться моего увольнения. Если мне придется покинуть этот дом, я бы хотела уйти по собственному желанию, а не потому, что меня уволят с позором.
По мере того как приближался день празднования Нового года, общее настроение в доме еще больше усилило во мне предчувствие беды. Праздники не развеяли атмосферу мрачности и скрытой трагедии. Кроме Селины, у которой все чувства лежали на поверхности, всеми обитателями дома, казалось, владело уныние, скрытое или замаскированное, но готовое прорваться наружу при первом же прикосновении.
Я не раз задавала себе вопрос, была ли атмосфера в доме такой же, когда отец Джереми был еще жив? Я не хотела думать об этом, но мысль возвращалась ко мне снова и снова, преследуя меня. Особенно трудным для меня оказался канун Нового года. В это время мы всегда раздумываем о прошедшем и будущем, и мои мысли были далеко не радостными.
Лесли уже давно задумала прием гостей на встрече Нового года и теперь была занята лихорадочными приготовлениями, за которыми я наблюдала с новым для меня беспокойством. Вряд ли она сможет продержаться так долго, но Брэндан не делал попыток остановить ее. Казалось, он следил за ее поведением с холодным интересом, в котором не было ни капли доброты.
Вечером перед Новым годом я сидела в своей комнате и старалась не слышать звуков веселья, доносившихся с первого этажа. До одиннадцати я читала, потом расчесала и заплела свои волосы и отправилась спать с твердым намерением заснуть, ради чего и натянула одеяло на уши. Я не хотела знать, когда начнется Новый год. Я не хотела слышать новогодние колокола и решительно настроилась заснуть к тому времени, когда они зазвучат.
Но я не спала и слышала колокола вполне явственно.
И не только колокола, но и гудки, и свистки откуда-то издалека, и праздничный шум от ближайших соседей и непосредственно изнутри дома. Внизу стреляли бумажными хлопушками, и они взрывались с шумом, и, конечно, все надевали бумажные шляпы. Один такой резкий звук раздался совсем рядом, и вдруг я поняла, вздрогнув от неожиданности, что кто-то стучится в мою дверь.
Это, должно быть, Джереми, потревоженный шумом. Я накинула на себя халат и открыла дверь. За дверью, улыбаясь, стоял Брэндан в элегантном вечернем костюме, в жестко накрахмаленной рубашке под белым жилетом, с безукоризненно завязанным галстуком. Его глаза под темными бровями сверкали безрассудной отвагой, и в каждой руке он держал по бокалу шампанского. Он был так оживлен, каким я никогда его еще не видела, и я почувствовала в нем опасность, какой еще никогда не ощущала. В моем мозгу пронеслось воспоминание о том, каким я увидела Брэндана в первый раз. Даже тогда он привлекал меня, подчинял мою волю, и сейчас я обнаружила, что меня захлестнуло волнение и я потеряла способность сопротивляться.