Око Озириса. Волшебная шкатулка (сборник)
Шрифт:
– Это изложение, действительно, мастерское, но конец прихрамывает, – резюмировал Торндайк.
– Я знаю, – сказал Джервис – Но чего же вы хотите? Есть целый ряд возможных решений, и одно из них должно быть верным. Но какое именно? Как нам это решить? До тех пор, – настаиваю я, – пока мы не узнаем хоть что-нибудь о заинтересованных сторонах, о финансовых и всяческих других замешанных тут интересах, до тех пор у нас нет никаких данных.
– В этом случае, – сказал Торндайк, – я решительно с вами не согласен. По-моему, данных у нас много. Вы говорите – мы не имеем никакой возможности решить, какая версия справедлива. Я думаю – напротив: если вы внимательно и вдумчиво прочтете отчет, вы увидите, что известные теперь факты приводят к одному
– Хочу сказать, что мне пора уходить. Вечерний прием начинается в половине седьмого.
– Хорошо, – сказал Торндайк, – не будем удерживать вас от ваших обязанностей, пока бедный Бернард собирает коринку на Греческом архипелаге. Но непременно заходите к нам еще. Заходите, когда хотите, как только закончите свою работу. Вы нам нисколько не помешаете, даже если мы будем заняты, а это после восьми часов бывает редко.
Я от всей души поблагодарил доктора Торндайка за столь радушное приглашение и, попрощавшись с ним, отправился домой.
Юридическая путаница. Шакал
Задумавшись, я сделал большой крюк и пришел к себе, опоздав на десять минут. Я ускорил шаг и почти вбежал в амбулаторию с нахмуренным лицом, как будто только что покинул тяжелобольного. Однако меня дожидалась только одна пациентка, которая с вызывающим видом поздоровалась со мной.
– Это вы, наконец? – сказала она.
– Так точно, мисс Оман. Вы изволите говорить сущую истину. Чем же я могу вам служить?
– Ничем, – был ответ. – Я лечусь у женщины-врача. Но я принесла вам письмо от мистера Беллингэма. Вот оно. – И она сунула мне в руку конверт.
Я быстро пробежал письмо. Мой пациент писал, что провел две бессонные ночи и очень беспокойный день. «Не дадите ли вы мне чего-нибудь, чтобы я мог заснуть?» – просил он.
Я на минуту задумался. Мы, врачи, не слишком охотно прописываем усыпляющие средства незнакомым пациентам, но так как бессонница вещь мучительная, я решил пока что дать ему небольшую дозу брома и обещал заехать, чтобы посмотреть, не понадобятся ли более сильные средства.
– Пусть он лучше сразу примет дозу вот этого лекарства, мисс Оман, – сказал я, подавая ей пузырек, – а я заеду к нему попозже.
– Думаю, что он будет очень рад вас видеть, – ответила она. – Сегодня он в полном одиночестве, мисс Беллингэм не будет дома, а настроение его очень подавленное. Но я должна вас предупредить: он бедный человек и не может много платить. Извините меня, что я заговорила об этом.
– Я очень благодарен вам за ваше указание, мисс Оман, – ответил я. – Я заеду не с визитом, мне просто хочется поболтать с ним.
– Ему это будет очень приятно. У вас есть свои прекрасные качества, хотя пунктуальность не принадлежит к их числу. – И отпустив мне эту шпильку, мисс Оман заторопилась домой.
В половине девятого я подымался по большой темной лестнице его дома, предшествуемый мисс Оман, которая указывала мне дорогу. Мистер Беллингэм, только что закончивший свой обед, сидел сгорбившись в кресле, устремив мрачный взор на пустой камин. Лицо его просветлело, когда я вошел, но было все же заметно, что он находился в очень подавленном состоянии.
– Очень, очень рад вас видеть, – сказал он, – хотя я боюсь, что причинил вам беспокойство, нарушив ваш вечерний отдых.
– Помилуйте, какое же беспокойство! Я узнал, что вы сегодня в полном одиночестве, и зашел немного поболтать с вами.
– Вы очень любезны, – сказал он. – Боюсь только, что окажусь плохим собеседником. Человек, всецело занятый своими, да вдобавок еще в высокой степени неприятными делами, бывает мало интересным собеседником.
– Может быть, я мешаю вам, вам хочется остаться одному? Скажите мне прямо, – внезапно спохватился
– Вы-то мне нисколько не помешаете, – сказал он со смехом, – скорее я вам помешаю. В самом деле, если бы я не боялся наскучить вам до смерти, я попросил бы у вас разрешения переговорить с вами о моих затруднениях.
– Оставьте эти сомнения. Воспользоваться опытом другого человека, не подвергаясь связанным с этим опытом неприятностям, вещь заманчивая. Вы знаете: «Хочешь изучить человека, изучай людей!» Для нас, врачей, это особенно верно.
Мистер Беллингэм мрачно усмехнулся.
– Мне кажется, для вас я представляю нечто вроде микроба, – сказал он. – И пожалуй, если вы пожелаете посмотреть на меня в свой микроскоп, я заберусь под стекло, чтобы быть объектом ваших наблюдений. Только имейте в виду, не мои поступки дадут вам материал для ваших психологических изысканий. Моя роль – чисто пассивная. Здесь в роли Deus ex machina [2] выступает мой несчастный брат. Боюсь, что это он из своей неведомой нам могилы руководит всеми нитями этой адской кукольной комедии.
2
Бог из машины (лат.) – выражение, означающее неожиданную развязку той или иной ситуации с привлечением внешнего, ранее не действовавшего в ней фактора.
Он замолк и некоторое время задумчиво смотрел в камин, как будто совсем позабыв о моем присутствии. Наконец он взглянул на меня и продолжал:
– Это любопытная история, доктор, прелюбопытная. Середину ее вы уже знаете. А теперь я расскажу вам все с самого начала, и тогда вы будете знать столько же, сколько знаю я сам. Что же касается конца, то его никто не знает. Без сомнения, он написан в книге судеб, но эта страница еще не перевернута.
Начало всем бедствиям положила смерть моего отца. Он был сельский священник с очень скромными средствами, вдовец с двумя детьми: это были брат мой Джон и я. Ему как-то удалось поместить нас обоих в Оксфорд. По окончании университета Джон поступил на службу в Министерство иностранных дел, а я должен был стать священником. Но я скоро понял, что мои религиозные убеждения настолько изменились, что для меня стало невозможным принять духовный сан. Приблизительно к этому времени мой отец получил довольно большое наследство. Он намеревался поровну разделить все свое состояние между братом и мною, и поэтому я мог считать себя свободным от избрания какой-либо профессии, обеспечивающей меня. В то время у меня уже развивалась страсть к археологии, и я решил посвятить себя своим любимым занятиям. В этом, кстати сказать, я следовал семейной традиции. Отец мой с увлечением изучал историю Древнего Востока, а Джон, как вам известно, был страстным египтологом.
Спустя некоторое время отец мой внезапно скончался, не оставив завещания. Он давно собирался написать его, но все откладывал. А между тем состояние его заключалось, главным образом, в недвижимости, и потому брат мой унаследовал его почти целиком. Однако, из уважения к известной ему воле отца, он назначил мне ежегодную пенсию в пятьсот фунтов стерлингов, что составляло приблизительно четверть его годового дохода. Я настаивал, чтобы он сразу отчислил мне известную сумму, но он отказался. Вместо того он отдал распоряжение своему поверенному выплачивать мне эту пенсию по кварталам до своей смерти. Он дал мне понять, что после его смерти имение перейдет ко мне, если же я умру раньше, то к моей дочери Руфи. Потом, как вам известно, он внезапно исчез. Все обстоятельства заставляли предполагать, что он умер, и потому его поверенный, некий мистер Джеллико, счел для себя невозможным далее выплачивать мне пенсию. Но, с другой стороны, не было никаких положительных данных, подтверждающих смерть моего брата, и, стало быть, нельзя было привести в исполнение завещание.