Око за око

Они уже выходили из парка, когда Барбара жалобно проговорила:

— Не сердись на меня за то, что я на тебя рявкнула. — Сэм удивленно приподнял бровь, и, глядя в землю, Барбара продолжила: — Ну, насчет юбки. Просто я вспомнила… — Она замолчала.

Сэм страшно на себя разозлился. Наверное, Барбара имела в виду, что вспомнила, как Йенс Ларссен однажды задрал ей юбку и они занимались любовью. Сэм прекрасно знал, что если бы Барбара не думала, что Йенс погиб, она никогда не вышла бы за него замуж. Через несколько секунд — возможно, он молчал слишком

долго — Сэм ответил:

— Все в порядке. Мы вместе, и это самое главное. — Он рассмеялся и положил руку ей на живот. — Мы с тобой и наш малыш.

Барбара кивнула, и они пошли дальше. «Это самое главное», — повторил про себя Сэм. Он мог бы побиться об заклад: если бы она не забеременела, Барбара вернулась бы к Ларссену, когда выяснилось, что он жив. Игер до сих пор не мог поверить, что она этого не сделала. Если всю жизнь играешь за низшую лигу — и самую слабую команду, — привыкаешь к тому, что судьба не слишком к тебе благосклонна. Одержать грандиозную победу, когда женщина, которую ты любишь, выбирает тебя вместо другого парня, — это что-то особенное.

Когда они завернули за последний угол и увидели военный госпиталь, Барбара взяла его за руку. Сэм с благодарностью сжал ее пальцы. Порой он задавал себе вопрос: а не жалеет ли она о выборе, который сделала? Но ему хватало ума и здравого смысла никогда не спрашивать ее об этом.

Запряженный лошадьми фургон остановился около здания госпиталя, как раз когда они с Барбарой подошли к входу.

Какой-то военный — Игер сразу понял это, несмотря на то что он был в гражданском, — вытащил из фургона приспособление, явно сделанное ящерами.

— А это еще что за штука? — спросил Сэм, с удивлением разглядывая цилиндрический прибор примерно в фут длиной и несколько дюймов шириной, на одном конце была линза, а из другого торчали провода.

— Оно направляет полет бомбы, — ответил военный, но Сэму от его ответа легче не стало. Незнакомец пояснил: — Мы отобрали это у одного придурочного ящера в Чикаго и решили доставить сюда, чтобы разобраться, что и как оно делает. У нас их несколько штук, но мы никак не можем заставить их работать. — Он ткнул Игера пальцем в грудь. — Ты ящерский язык знаешь?

— Знаю, причем неплохо, — ответил Игер.

— Хорошо. Значит, я не ошибся, тут найдется парочка парней, которые смогут порасспросить ящеров, — заявил военный. — Ты знаешь, что значит слово skelkwank? Так пленные ящеры называют эту дурацкую штуку, а у нас на севере никто не может понять, что же они имеют в виду.

— Skelkwank? — повторил Игер. — Да, я встречал это слово. — В глубине души он обрадовался, потому что не любил попадать впросак. — Тут все как-то связано со светом… наверняка я не знаю, но, уверен, что из людей никто не сможет ответить на ваш вопрос. Я слышал, как ящеры произносили skelkwank, когда говорили о дальномерах.

— Уже кое-что, — кивнув, сказал военный. — Только не понятно, почему свет skelkwank отличается от других видов света.

— Ну, тут я вам не помощник, — признался Сэм. — Знаете,

что… несите прибор внутрь, а я найду каких-нибудь ящеров, и мы у них спросим. Они всегда честно отвечают на вопросы. Попав в плен, они начинают считать нас своим начальством, которому следует подчиняться. Они гораздо сдержаннее людей, если вы понимаете, о чем я.

— Может быть, пленные ящеры на людей не похожи, — сказал парень, который привез прибор. — Но пока у них в руках оружие, они очень опасны.

Сэм выразительно кашлянул, чтобы показать, что он совершенно согласен. Его собеседник все понял и кивнул.

— Ну, вот, Сэм, ты снова на работе, — сказала Барбара. — Давай корзинку.

— Хорошо, милая.

Сэм придержал для нее дверь, пропустил солдата с диковинным прибором, а затем и сам вошел в вестибюль госпиталя.

Он заметил Ристина, тот разговаривал с одним из докторов-людей. Ящер помахал ему — жест, который он перенял у людей, — и Сэм помахал в ответ, а потом показал, чтобы Ристин подошел.

Ристин, раскрашенный в цвета американского флага, приблизился и сказал на своем шипящем английском:

— Здравствуйте, недосягаемый господин. Я вам нужен?

— Очень, приятель. — Игер показал на прибор, который держал в руке военный, прибывший из Чикаго. — Расскажи мне про эту штуку.

Ристин наставил на прибор один глазной бугорок.

— Ну, прибор называется прицел skelkwank, думаю, он от бомбы. В артиллерийских снарядах прицелы другой модели — они меньше. Skelkwank на вашем языке означает… ну… — Он замолчал и задвигал пальцами — так ящеры показывают, что они озадачены. — Пожалуй, в вашем языке нет подходящего слова. Ага, именно.

Парень, который продолжал держать прибор в руках, удивленно фыркнул.

— Первый раз слышу, чтобы ящеры говорили «ага».

— Он от меня набрался, — слегка смущенно признался Игер. — Я учил его английскому и часто повторял это словечко. — Он снова повернулся к Ристину. — Ладно, у нас нет подходящего понятия. Skelkwank означает свет, верно? А чем свет skelkwank такой особенный?

— Ну, он ведь происходит от ftaskelkwank, — ответил Ристин.

Fta на языке ящеров служило приставкой, которая соответствовала суффиксу в английском языке. Получалось, что ftaskelkwank включало свет skelkwank. Только это все равно ничего не объясняло.

— Разумеется, — не сдавался Игер. — А что ftaskelkwank делает со светом, чтобы он из самого обычного превращался в skelkwank?

— Он делает свет… — Ристин употребил новое слово из языка ящеров.

Сэм повернулся к парню с прибором.

— Я уже слышал термин, который он произнес. Он означает что-то вроде «ясный» или «четкий». Хотя я не имею ни малейшего понятия, при чем здесь это.

— Ага, четкий. — Ристин обожал учить новые английские слова. — Обычный свет представляет собой волны разной длины, фотоны — правильно? — разной мощности. Четкий свет имеет только одну длину волны и одну мощность. Можно сказать, что он одного определенного цвета.