Око за око
Шрифт:
Предыдущей зимой американцы надрали ящерам задницы, инопланетяне не имели ни малейшего представления о том, как следует сражаться, когда наступают холода. А вот летом… Остолоп не переставал удивляться тому, что до сих пор жив.
У него за спиной послышался какой-то шум, и он быстро повернулся. Сержант Герман Малдун, крепыш-ирландец, кивнул ему и сказал:
— С севера приближается отряд подкрепления, лейтенант. Боже праведный! Да они, бедняги, с лица спадут, когда увидят, что у нас тут творится!
— Да, мы тут крепкие орешки, — ответил Остолоп.
Малдун фыркнул,
Малдун снял старую железную каску британского образца и провел рукой по спутанным волосам, когда-то рыжим, а сейчас словно присыпанным солью.
— Пришлось мне видывать таких ребятишек. Боже милосердный, все у них честь по чести — винтовки в руках, каски, у некоторых даже форма. Снаружи — ну, чисто солдаты, а изнутри… пара недель или даже дней — и половина из них мертвецы.
— Да знаю я, — мрачно проговорил Остолоп. — Так всегда и бывает. Те, что останутся в живых, сумеют из других сделать солдат — из некоторых.
— Точно, — согласился с ним Малдун. — Жалко парней, но все истинно так, как вы говорите, лейтенант. Обидно только, что кое-кто из поймавших пулю мог бы стать хорошим человеком, но… так легла фишка.
— Угу, — пробурчал Остолоп и замолчал.
Он не хотел размышлять над подобными вещами, хотя множество раз во Франции, да и здесь, в Иллинойсе, видел, как это бывает. Если на поле боя всем правит случай, а твое умение и ловкость совершенно ни при чем, ты можешь умереть в любой момент — и не важно, хороший ты солдат или плохой. Он это знал. Но знать и размышлять — далеко не одно и то же.
В нескольких сотнях ярдов левее, со стороны озера Мичиган, донеслась стрельба. Всего лишь короткая очередь, но Остолоп почти автоматически пригнулся.
— Может, наши новенькие? Стоит им оказаться около линии фронта, они почему-то сразу начинают палить.
Остолоп кивнул. Во Франции было то же самое. Его дед — проклятье, оба деда! — рассказывали, что так же точно новобранцы вели себя и на Гражданской войне. Так, наверное, было с тех самых пор, как Ууп-младший отправился с папашей на охоту и метнул камень в первого же динозавра, который встретился ему на пути.
Позади снова началась стрельба. Но обстрел еще не стал полномасштабным. Дэниелс рискнул высунуться и посмотреть, что происходит. По разрушенной, а когда-то милой, тихой улочке спального района ползли шесть или восемь… их даже еще солдатами назвать было нельзя. Может быть, солдатики?
Далеко не все чумазые лица успели познакомиться с бритвой. На строгий взгляд Остолопа, они выглядели слишком тощими и бледными. В Миссисипи он сказал бы, что у них глисты, а здесь… Он похлопал себя по животу. Вот уже целый год никто не ел досыта — еще одна причина ненавидеть чешуйчатые шкуры инопланетных захватчиков.
Малдун отполз назад и, перехватив мальчишек, распределил по домам по обе стороны от Остолопа. У Дэниелса возникло головокружительное
И тут же один из них выпустил длинную очередь из автомата. Когда все стихло, Дэниелс услышал, как Малдун отчитывает паренька.
— Если ты, бессмысленная куча навоза, еще раз учинишь что-нибудь подобное, лейтенант надерет тебе задницу так, что мало не покажется. Мне лично бояться нечего, а на твоем месте я бы хорошенько подумал, уж можешь мне поверить, приятель.
Остолоп мрачно фыркнул. Малдун вернулся к нему по развороченной траншее (в 1918 году во Франции никто не рискнул бы назвать этотраншеей — тогда умели рыть окопы), а затем пробежал по аккуратной городской лужайке — точнее, тому, что от нее осталось. Когда Дэниелс был сержантом, он тоже пугал солдат страшным и опасным для жизни гневом старших офицеров. Теперь он сам стал офицером, наводящим ужас божеством из низшей лиги. Он нисколько не изменился, но стоило ему получить золотую нашивку, как окружающие стали смотреть на него совсем по-другому.
К несчастью, ящеры не дремали на своих постах. Если в них палили, они всегда отстреливались. Остолоп не знал, как у них обстоят дела с боеприпасами, но вели они себя так, словно обладали неисчерпаемыми запасами. Он прижался к земле, решив, что начнет стрелять, когда шум немного уляжется. Раздался глухой звук — значит, Мадцун улегся рядом. Сержант знал, как устроена война.
В доме неподалеку кто-то закричал, тонким жалобным голосом зовя мать. Остолоп закусил губу. Один из птенцов только что нашел свою судьбу — или она его нашла? Он надеялся, что парнишка не слишком серьезно ранен. Впрочем, любое пулевое ранение, даже самое легкое, причиняет страшную боль, да и крови бывает много, так что новичок может испугаться до полусмерти.
Он выглянул в дыру в стене и увидел пару ящеров, которые под прикрытием яростного огня мчались вперед. Он выстрелил в них, и они тут же спрятались за обломками. Остолоп удовлетворенно кивнул. В каком-то смысле сейчас у него гораздо больше общего с ящерами, чем с новобранцами, сражающимися рядом.
Он услышал противное жужжание и тут же отскочил от дырки в стене. Он не сомневался, что ящеры вновь открыли огонь. Когда застучали пулеметы, он похвалил себя за сообразительность и вознес молитву всем богам, чтобы никто из молодняка не пострадал.
Но пули, судя по звуку, летели в сторону позиций ящеров. Остолоп ухмыльнулся: чешуйчатые ублюдки обычно не делают таких ошибок. В небе пронесся самолет — неизвестно чей. На ящеров упала бомба. Настолько близко, что у Дэниелса заложило уши, а под ногами задрожала земля.
Даже самый осторожный человек иногда рискует. Остолоп пополз вперед, время от времени выглядывая сквозь дырки в стене. И неожиданно рассмеялся, его хохот на фоне грохота сражения звучал диссонансом.
— Что такое, черт подери? — проворчал Малдун.