Оковы для призрака
Шрифт:
— В центр города? На Стрип? [5]
— Да.
Он был уверен, что встречу с незнакомыми людьми Роберт предпочтет назначить в публичном месте, таком, где легче обеспечить отступление.
— Стрип — большая улица, — заметил таксист. — Вам нужно какое-то конкретное место или высадить вас просто в центре?
Снова воцарилось молчание. Лисса бросила на меня многозначительный взгляд.
— Может, «Час колдовства»?
Я задумалась. Лас-Вегас — излюбленное место многих мороев. Яркое солнце отталкивало стригоев, а лишенные окон казино обеспечивали полумрак и в целом комфортную атмосферу. Нам всем приходилось
5
Стрип — название двухмильного продолжения улицы Фримонт на окраине Лас-Вегаса, где находится больше трехсот отелей, множество казино и ресторанов.
Покачав головой, я искоса взглянула на Виктора.
— Нельзя останавливаться там с ним.
«Час колдовства» — последнее место в Лас-Вегасе, где нам стоило показываться. Наверняка весть о бегстве Виктора уже широко распространилась по всему моройскому миру, и доставить его туда, где толчется сразу столько мороев и стражей, — наихудшее из всех возможных решений.
Таксист стал проявлять признаки нетерпения, и в итоге проблему решил Эдди.
— Едем в «Луксор».
— Где это? — Я удивленно посмотрела на него, мимо Виктора, которого мы поместили на заднем сиденье между нами.
— Достаточно далеко от «Часа колдовства». — Внезапно на его лице промелькнуло смущение. — И я всегда мечтал побывать там. В смысле, если уж приезжаешь в Вегас, почему бы не остановиться в пирамиде?
— Безупречная логика, — заметила Лисса.
— Значит, «Луксор», — сказала я водителю.
Ехали в молчании. Все — за исключением Виктора — с благоговением разглядывали виды за окном. Даже в дневное время на улицах было полно народу. Молодые, модно одетые люди — и бок о бок с ними пожилые пары, представители американского среднего класса, которые, скорее всего, долгое время копили деньги на эту поездку. Отели, казино… огромные, крикливые, заманчивые.
А когда мы добрались до «Луксора»… Вот это да! В точности как сказал Эдди, отель напоминал пирамиду. Вылезая из машины, я не могла оторвать от него взгляда. Расплатившись с водителем, мы вошли внутрь. Я понятия не имела, как долго придется тут оставаться, но нам определенно требовался номер в качестве оперативной базы.
Внутри отель напомнил мне один из ночных клубов Санкт-Петербурга или Новосибирска — мигающий свет, сильнейший запах дыма и оглушительный шум со всех сторон. Игорные автоматы гудели, со звоном сыпалась мелочь, люди вскрикивали от огорчения или радости, разговоры жужжали в воздухе, словно сюда слетелся рой пчел. Я нахмурилась: все это сразу стало действовать мне на нервы.
Мимо входа в казино мы подошли к стойке портье, который, не моргнув глазом, выдал нам ключ от номера. Его ничуть не удивило, что пожилой мужчина, парень и две девушки намерены поселиться вместе: наверное, здесь им и не такое приходилось видеть. Номер оказался среднего размера, с двумя двуспальными кроватями; из окна открывался изумительный вид. Лисса замерла, зачарованная изобилием людей и машин на Стрипе, но я сразу же перешла к делу и приказала Виктору:
— А теперь звоните ему.
Однако он устроился на постели, скрестив на груди руки, с безмятежным выражением лица — словно приехал на отдых. Сквозь
Когда он все же потянулся к стоящему в номере телефону, я покачала головой.
— Лисе, дай ему свой мобильник. Я хочу записать номер.
Она отдала ему телефон, причем таким осторожным движением, словно боялась испачкаться. Виктор взял его и одарил меня почти ангельским взглядом.
— Не могу ли я рассчитывать хотя бы на некоторое уединение? Мы с Робертом так давно не общались…
— Нет! — рявкнула я так сурово, что даже сама испугалась.
По-видимому, не только Лисса страдала от последствий массированного использования стихии духа.
Пожав плечами, Виктор начал набирать номер. По его словам, он помнил цифры наизусть; приходилось принять на веру, что именно Роберту он сейчас звонит. И надеяться, что тот не сменил телефон. Конечно, пусть даже они не виделись годами, Виктор наверняка следил за своим родственником — на всякий случай, — и за то небольшое время, что он провел в тюрьме, его сведения не устарели.
В трубке послышались гудки; напряжение нарастало. Спустя мгновение на том конце линии ответили, хотя слов я разобрать не могла.
— Роберт, — приветливо заговорил наш пленник, — это Виктор.
Это заявление вызвало у собеседника целый взрыв эмоций. Я слышала лишь половину разговора, но и это звучало интригующе. Довольно долго Виктор убеждал Роберта, что он уже не в тюрьме. По-видимому, Роберт не настолько устранился от моройского сообщества, чтобы не быть в курсе текущих событий. Пообещав детали своего освобождения сообщить позже, Виктор начал подводить Роберта к мысли о встрече с нами.
Времени на это потребовалось немало. Создавалось впечатление, будто Робертом владеет вечный страх и даже паранойя, что напомнило мне госпожу Карп на поздней стадии порожденного стихией духа безумия. На протяжении всего разговора Лисса неотрывно смотрела в окно, но мы обе испытывали одно чувство: боязнь, что и ее ждет такая судьба. И меня тоже, поскольку я принимаю на себя побочный эффект. В сознании Лиссы время от времени вспыхивало зрелище тюремной таблички:
«ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ — ВЫ ВСТУПАЕТЕ В ЗОНУ, ГДЕ СОДЕРЖАТСЯ ПРЕСТУПНИКИ (ПСИХИАТРИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ)».
С братом Виктор разговаривал удивительно мягким голосом — как в те давние дни, пока мы еще не знали о его безумных планах стать во главе моройского сообщества. Тогда он и с нами обращался по-доброму; практически даже был членом семьи Лиссы. Интересно, вел ли он тогда себя искренне или просто притворялся?
В конце концов, наверное минут через двадцать, Виктор уговорил Роберта прийти на встречу. Слова на другом конце линии звучали неразборчиво, но голос излучал тревогу, и на этой стадии я поверила, что Виктор действительно разговаривает со своим безумным братом, а не с сообщниками. Они договорились о совместном обеде в одном из ресторанов отеля и наконец распрощались.
— За обедом? — спросила я. — Значит, он не боится выходить из дома после наступления темноты?
— Это ранний обед. В четыре тридцать. А солнце тут заходит не раньше восьми.
— Четыре тридцать? Господи!
Однако его рассуждения относительно здешнего светового дня определенно имели смысл. В отличие от Аляски, где почти круглые сутки сияет солнце, теперь снова требовалось соотносить свои действия с рассветами и закатами, хотя и здесь сейчас стояло лето. К несчастью, до назначенного времени предстояло убить еще несколько часов.