Окруженец
Шрифт:
Я обратил внимание на снайперскую винтовку и машинально взял ее в руки. Пригодится, но сейчас нужно уходить, и я углубился в чащу. До вечера нужно отлеживаться, а там посмотрим. Я выбрал место в густом молодом ельнике и заполз туда. А на душе кошки скребли, казалось, что это я во всем виноват. Но надо жить, и я стал думать о том, что мне делать дальше. Что именно сегодня делать, я знал точно. А вот, что в будущем, неизвестно. Ладно, потом что-нибудь придет на ум. У меня всегда так, когда напряженно думаешь, то ничего не получается. А когда отвлечешься, то решение приходит само собой. От нечего делать я принялся рассматривать винтовку. Да. Умеют немцы делать и хорошие вещи, оптика вот на винтовке отличная, «цейсовская». И держать хорошо, приклад удобный. Неожиданно мои пальцы нащупали какие-то неровности на поверхности приклада. Я присмотрелся — зарубки, шесть штук. Вот сволочь, сколько наших положил. И это без сегодняшних, некогда ему было ножичком орудовать. Но ничего, сейчас переделаем,
Потом достал карту и попытался изучать ее. Но смотрел как-то бессмысленно, опять заломило в затылке, и пришлось закрыть глаза. Боль стала утихать понемногу, и я, незаметно для себя, вырубился. Наверное, сказалось нервное перенапряжение и таким образом оно сбрасывалось. Где-то часа через полтора глаза мои сами собой открылись, в голове прояснилось. И я стал чувствовать себя гораздо лучше и увереннее. А до вечера было еще много времени и, хотя было тихо, я чувствовал, что немцы еще в лагере. Просто я отошел довольно далеко.
Я посмотрел на карту у себя в руке. Что-то мне от нее было нужно? А вот, что именно, никак не вспомнить. Пришлось задуматься. Конечно, все дело в самолете. Самолет выбросил группу диверсантов. Что-то им было нужно в этом районе! А вот, что именно, нужно думать. Я снова стал всматриваться в карту. Вспомнил! Комиссар говорил, что они приняли этот самолет за немецкий, что летел он домой. Значит, цель диверсантов — аэродром. Он где-то рядом, замаскированный. А диверсантов послали, чтобы обнаружить его. Аэродром, явно, бомбардировочной авиации, поэтому довольно далеко от фронта. Самолеты летают бомбить очень важные для наших объекты именно отсюда. Поэтому нужно его обнаружить и уничтожить, и диверсанты пойдут именно туда. Туда же пойду и я, но только завтра, а сегодня у меня здесь дела, мне нужно в лагерь.
Обычно я уже не обращал внимания на самолетный гул, но теперь стал прислушиваться. И скоро услышал! Самолеты шли с востока и, по звуку, это были бомбардировщики. И, между прочим, они снижались. А это означает, что аэродром где-то рядышком. Неплохо. Я найду его.
Пришло время пробираться к лагерю, но делать это надо по-тихому. Я подкрался к нему и стал наблюдать, никакого движения не было видно. Похоже, что немцы ушли. Но ушли совсем недавно, потому, что в воздухе еще ощущался табачный запах. Я выждал еще немного, подполз ближе. Достал бинокль и стал напряженно всматриваться. Никого. Что же, можно выходить. Лагеря было не узнать, все разворочено взрывами гранат, повсюду тела убитых в самых невероятных позах. Трупов немцев не было видно. Видать, своих похоронили, а наших бросили так, зверью на съедение. Я тяжело вздохнул и начал свой скорбный обход. Большинство людей мне были незнакомы, но я хотел увидеть тех, кого знал. Вот Медведь, он лежит на боку возле своей развороченной землянки. Недалеко от него бородатый Петрович, как-то неловко перевалившийся через пенек. Санька с Петькой лежали недалеко друг от друга. Причем, у Саньки во лбу была аккуратная дырочка. Точно, снайперская работа! Вот недоносок, а! Но он свое уже отвоевал, хватит. Комиссар лежал на дне траншеи, я увидел это и зажмурился, в голове у него торчала саперная лопатка. Мне стало нехорошо, хотя и много смертей я уже видел, но этой, наверное, не забуду никогда. Когда я закончил осмотр, то понял, что нигде не обнаружил Люськи, вернее ее тела. Возможно, удалось спастись девке в этой мясорубке. Хорошо бы так. А то может и завалило где-нибудь в землянке. Ну, да ладно. Мне еще предстоит большую работу проделать, большую и необходимую. Немцы вот своих погибших прибрали, а чем наши убитые хуже их убитых. Да не хуже немцев, это точно! Больше всего тел лежало около командирской землянки, тут я и решил устроить им братскую могилу. Я разобрал подорванную землянку, повытягивав бревна из ямы. А там, на полу, лежали еще двое убитых партизан. Наверное, во время взрыва гранаты они там и находились, и останутся теперь навечно. Я подравнял дно землянки, чтобы хотя бы здесь погибшие лежали аккуратно. Им самим, конечно, все равно. Но мне это нужно для себя, вернее, для своей совести. Под топчаном Медведя я обнаружил недопитую нами бутылку спирта. Что же, помянем по-людски. Я принялся перетаскивать тела погибших к могиле и укладывать их там. Это заняло у меня много времени, хотя оно для меня остановились. Потом я решил обойти окрестности лагеря. Ведь были же еще и часовые, негоже оставлять их неприбранными. Обнаружил я двух человек, и у обоих было перерезано горло. Все-таки застали их немцы спящими.
В общем, уложил я их всех в могилу, а в планшетку командира положил лист бумаги, на котором написал все подробности гибели партизанского отряда. Потом закрыл могилу бревнами, а сверху засыпал песком. Благо кучи его лежали прямо у выкопанных землянок. Потом подумал, изготовил крест и вкопал его у могилы, перед этим окорив бревна. Теперь могила будет видна издалека, и есть надежда, что ее когда-нибудь найдут и похоронят павших в неравном бою, как положено, по-людски.
А потом
30
Проснувшись, долго лежал, не открывая глаз, и прокручивал в голове все события вчерашнего дня. Что же, надо воевать дальше. И в первую очередь мне надо выйти на наших парашютистов. Мне надоело пребывать в полном неведении насчет того, что происходит в мире. Погибший Медведь тоже ничего не знал толком, они были в таком же положении, что и я. Все, лейтенант Герасимов, вперед на винные подвалы. Шутка!
Я выбрался из землянки, подошел к братской могиле, отдал честь и ушел в неизвестность. По карте я вышел примерно на то место, где ночевал партизанский комиссар Борисов с разведчиками. Здесь они слышали звук самолетного мотора. Вот отсюда и будем плясать. Километрах в пяти от этого места находился населенный пункт, возможно, аэродром где-то там. Но это еще вилами по воде писано!
Я тронулся в путь и шел довольно быстро, но бдительности не терял. Нельзя мне ушами хлопать. Потому что немцы тоже не дураки записные, и тоже разобрались, с какой целью здесь выброшен десант. И шастают они по лесу вокруг аэродрома вдоль и поперек. Хотя, может быть, я и ошибаюсь.
Но вот впереди послышался хруст веток. Я застыл на месте, потом осторожно опустился на землю. Лежу, наблюдаю. Впереди густые кусты, ни хрена не видно. Но, чтобы себя не выдать, придется лежать. Война нервов — кто кого. В том, что за кустами живое существо я не сомневался. Потому что чувствовал движение и слышал слабый треск сучьев. Но так лежать можно до бесконечности. Я осторожно нащупал сбоку от себя небольшую корягу, размахнулся и швырнул в сторону. Падая, она произвела шум, негромкий, но достаточный. Никакого ответа! Я уже начал терять терпение, но тут из-за кустов показалась голова косули. Тьфу ты, сколько времени потерял! Надо двигаться вперед, но это не так-то и просто. Солнца сегодня не было, поэтому ориентироваться сложно. А после обеда, вообще, тучи вылезли откуда-то. Вот невезуха. Полетов сегодня уже не будет, и самолетов не услышишь, факт. В принципе, можно ориентироваться по мху на деревьях, он растет с северной стороны. Но мне, почему-то, попадались деревья, то абсолютно безо мха, то поросшие этим самым мхом вкруговую. Опять голый «вассер»!
Все же, я решил идти, хотя и был у меня риск попасть совсем в другую сторону, но мне повезло, к вечеру тучи стали расползаться, и выглянуло солнце. Вот тебе раз, я почти не сбился с направления. Ага, впереди просвет! Я подобрался к опушке и достал бинокль. Вот и населенный пункт, и его надо обойти. Я сверился с картой и решил идти с южной стороны, снова углубился в лес и пошел намеченным путем. Быстро темнело, но я все, же заметил впереди что-то такое, что не вписывалось в окружающую обстановку. И это была колючая проволока. Так что же это? А это, скорее всего, и есть аэродром. Выходит, сам того не ведая, я нашел его. А где же парашютисты? Может в сторону куда-нибудь сбились. А может и погибли. В любом случае, надо дожидаться утра, а сейчас необходимо еще немного осмотреться. Я прошел вдоль проволоки метров сто и забрался подальше в лес. Через некоторое время я споткнулся обо что-то мягкое. Ощупал его — человек, и я рискнул зажечь фонарик. Это был наш парашютист, он сидел, прислонившись к дереву, но находился без сознания. Осмотрев все кругом, я увидел рацию. В руке парашютиста был зажат пистолет, а рядом лежал автомат ППШ. Когда я потянулся к автомату, то десантник открыл глаза и навел пистолет прямо мне в лоб. Но рука у него сильно дрожала, и было видно, что он совсем обессилел. Хриплым голосом он произнес:
— Кто ты?
— Да свой я, свой!
Услышав русскую речь, десантник опустил руку с пистолетом и спросил:
— Сколько времени?
Я посветил на часы:
— Десять вечера.
Он помолчал, потом слабым голосом произнес:
— Ты поможешь мне?
— Конечно, что нужно делать?
Парашютист облизнул пересохшие губы:
— Через два часа здесь будут наши самолеты. Подберись поближе к аэродрому и пусти две красные ракеты. Бомбить будут. Они ведь отсюда на Москву летают, гады.
— А с тобой что случилось?
— Да ранен сильно, в грудь.
Он тяжело дышал:
— Крови, наверное, совсем не осталось. Не дожить мне.
Я начал его успокаивать, хотя и сам уже понимал, что он умрет. А десантник, собравшись с силами, продолжил:
— Прихватили нас быстро. Уже на следующее утро. Мы даже разделиться не успели. Нас две группы было, по два человека. Мой напарник погиб почти сразу. А меня вот ранило, я отполз и укрылся под выворотком, а ребята увели немцев за собой. Так мы договаривались, если что случится. Я сначала себя ничего чувствовал, но потом стало хуже.