Ольга

Кононюк Василий Владимирович

– Я останусь. Я - снайпер, это моя задача прикрывать отход группы.

– Не один ты тут снайпер. Решай, сержант, кто из нас остается.

– Монетку бросьте или спички тяните. Кто, какую судьбу вытянет, так и будет... остальные за мной, шагом марш.

***

Их поезд Ленинград - Свердловск, прибыл в столицу Урала третьего октября в одиннадцать часов. На вокзале старшего лейтенанта внешней разведки, Революцию Ивановну Светлову и ее порученца, сержанта НКВД Галину Петровну Колядко, встретил начальник охраны вновьсозданного режимного объекта 112/48, лейтенант НКВД Заварзин Николай Степанович. О своем будущем начальстве он ничего не знал, кроме приметного имени.

На объект, отстроенный буквально за четыре месяца методом скользящей опалубки (к деревянному каркасу здания на ширину

фундамента крепилась опалубка высотой метр, куда слоями засыпалась глина, солома или ветки, все это регулярно смачивалось водой и утрамбовывалось, затем опалубка переставлялась выше с захватом двадцать сантиметров уже отстроенной стены), уже завезли первых заключенных. Это были осужденные военные и гражданские различных специальностей, но если военные, то в звании не ниже комдива, а если гражданские, то все с опытом работы в различных наркоматах. Кроме них, на первом этаже двухэтажного здания, рядом с кухней, поселили три десятка заключенных из женских колоний в качестве обслуживающего персонала. Никто ничего не знал, и все надеялись, что прибывающее начальство объяснит, зачем их тут всех собрали.

Самая старшая по званию, оказалась самой молодой из них троих (по крайней мере, с виду). Если не смотреть ей в глаза, то этой девчонке среднего роста со стройной фигурой, привлекающей мужской взор своими весьма волнистыми линиями, никто бы не дал больше двадцати одного-двадцати двух лет. Но большие, синие, холодные глаза, спокойно и безразлично смотревшие на тебя, уносили этот условный возраст в такие неведомые дали, что оторвавшись от них, у представителей худшей половины человечества невольно мелькала мысль, - "брр... нет, столько люди не живут...".

Лейтенант, еще не успевший ощутить на себе магию этого взгляда, заставляющего задуматься над проблемами геронтологии, неприязненно подумал, - "а тебе пришлось хорошо передком поработать, чтоб старлея получить, разведчица". Ему уже минул тридцатник, а до старлея было как до неба.

Проигнорировав его протянутую руку, девушка со шпалами старшего лейтенанта, подав один из двух чемоданов своей напарнице, легко спрыгнула на перрон.

– Товарищ Светлова, здравствуйте! Лейтенант НКВД Заварзин. Разрешите вам с чемоданчиком помочь?

– Предъявите ваши документы, товарищ лейтенант, - она взглянула ему в глаза, и Николай сразу понял всю неуместность не только своего приветствия, но и всех предыдущих мыслей.

Проверив его бумаги, разведчица протянула ему свои. Николай невольно обратил внимание на то, что датой ее рождения значилось седьмое ноября 1917 года.

– В детдоме попросила мне имя сменить.
– Она заметила фокус его взгляда и спокойно начала отвечать на незаданный вопрос.
– Родители покойные, Прасковьей нарекли. Девушка Прасковья из Подмосковья с грустью и тоскою повсюду глядит... это я о себе стишок такой сочинила.
– Ее глаза на секунду стали печальны и глубоки, как темные колодцы. Заглянув в них, начинает кружиться в голове, и ты не можешь оторвать свой взгляд от зовущей, чарующей бездны.
– А почему у вас верхняя пуговица гимнастерки расстегнута, товарищ лейтенант? Шею жмет? Нормы по физподготовке когда последний раз сдавали?
– секундное наваждение растаяло и на него снова смотрели холодные и безразличные голубые льдинки.

– Никак нет, не жмет, товарищ старший лейтенант, - Николай судорожно застегивал злополучную пуговицу.
– Нормы все сдал, как положено, летом.

"Да чего я суечусь перед этой сучкой?", - от ее недоброго взгляда, пробирающего до печенок, невольно мелькнувшая мысль показалась ему, мягко говоря, неумной и он старательно выгонял ее из своих глаз и своей головы.

"Верно говорили мне ребята перед отъездом, хуже нет, чем баба начальник", - он с тоской вспомнил свою прежнюю, простую и понятную службу.

– А это мы скоро проверим, - радостным голосом пообещала ему разведчица и широким, упругим шагом, не отдав чемодан, двинулась на выход из вокзала.

Лейтенант должен был объективно признать, что несмотря на ее стервозность, смотреть сзади на шагающую Революцию было приятно.

Объект 112/48 разместили в лесу, километрах в двадцати от города. Собрав после обеда командный состав неполного взвода НКВД, осуществляющего охрану объекта, начальница начала рассказывать правила дальнейшего социалистического общежития.

– Разговоры охраны и заключенных должны быть сведены к минимуму. Во внутреннем периметре

днем охраны не будет вообще, лишь по паре дежурных на этажах, а ночью, с двадцати одного до шести утра, кроме дежурных на этажах, остальная охрана на усмотрение товарища Заварзина. Дежурные внутри основного здания поступают в мое распоряжение и выполняют все отданные мной приказы. Охрана во внешнем периметре подчиняется только товарищу лейтенанту. Если у меня появятся вопросы или пожелания по внешнему периметру, я буду обращаться к нему. Водители прибывающего транспорта остаются за внешним периметром. Машину на разгрузку загоняют и выводят обратно, бойцы охраны. Посыльные и спецкурьеры с пропусками допускаются в приемную комнату внешнего периметра, где ожидают моего прихода. Во внутренний периметр не допускается никто. Кроме вас и меня туда имеют право попасть товарищ Сталин, товарищ Берия и товарищ Артузов. Но они к нам не приедут. Все остальные, независимо от званий и занимаемых должностей будут ждать меня в приемной комнате внешнего периметра. Надеюсь, товарищ лейтенант, что вы сможете объяснить эти простые правила своим подчиненным. Жизнь у нас с вами будет скучная. В шесть - подъем, зарядка, водные процедуры. В семь тридцать - завтрак. В восемь заключенные приступают к основной работе. Работа у них будет секретная. Любой интерес охраны к содержанию выполняемых работ будет пресекаться самым жестоким образом. Если я говорю - самым жестоким образом, то это не фигура речи, а именно то, что вы подумали: - трибунал, в лучшем случае - лесоповал, в худшем - расстрел. В тринадцать часов - обед, в девятнадцать - ужин, в двадцать один - отбой. Работы много, работать будем без выходных. Увольнения, отпуска и командировки - исключены, так же как и побеги. Все работающие и охраняющие данный объект, находятся на нем двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. Если он не високосный. Суббота и воскресенье - короткие и банные дни. Баня маленькая, составим расписание. Так мы с вами, товарищи, будем жить весь следующий год. После этого, наш объект, скорее всего, будет расформирован. Чтоб вы не скучали, пока заключенные работают, бойцы охраны свободные от дежурства оборудуют за внешним периметром стрельбища. Одно стрелковое, второе для состязаний снайперов. Снайпера у вас в отряде есть, что делать знают. Готовьте заявки на необходимые материалы. Если вопросов нет, то все свободны. Мне доставить личные дела всех прибывших заключенных.

– Вопросов на самом деле очень много, товарищ старший лейтенант...

– Подайте их в письменном виде, товарищ лейтенант, а пока организуйте мне доставку личных дел всех заключенных. У вас есть ровно пять минут.

После ужина в столовой состоялось первое собрание.

– Граждане заключенные. Я буду руководить вашей жизнью и работой в течение следующего года. Вас отбирали как по уровню должностей, которые вы занимали в свое время, так и по такому не совсем четкому понятию, как ум и сообразительность. Я очень надеюсь, что вы действительно им обладаете, и он поможет вам выслушать меня с закрытым ртом. Вам предстоит выполнить очень ответственную и важную работу для нашей страны. За нее вы будете получать деньги. Небольшие, но учитывая, что вы на полном пансионе, вполне достаточные. Раз в неделю вам будут привозить ваши покупки согласно поданному списку. Но деньги это не главное. Всем, кто будет добросовестно трудиться, не нарушая режима, я обещаю через год досрочное освобождение и продолжение выполнения планируемых работ уже на воле. Всем остальным, я обещаю сперва весьма неприятные меры физического воздействия, а если это не поможет - расстрел.

– Беспределом занимаетесь, гражданка начальница.

– Ничего подобного. Официально вы считаетесь призванными на военную службу в особое штрафное подразделение. Устав военных штрафных подразделений уже разработан и утвержден. Он вам будет роздан для ознакомления. Там четко сказано: - "Невыполнение приказа командира влечет за собой либо меры физического воздействия, либо расстрел". А также, предваряя вопрос: - "На военную службу в штрафное подразделение может быть призван любой заключенный. За отказ от призыва заключенный приговаривается к высшей мере социальной защиты - расстрелу". Но там также сказано: - "За проявленный героизм, по представлению командира подразделения, либо в случае ранения, с бойца штрафного подразделения снимаются все обвинения, и он досрочно освобождается". Он разработан на случай войны. Для вас, как и для меня, она уже началась.