Олимп
Шрифт:
Ахеец не проявляет любопытства, услышав о загадочных наградах. Вместо этого герой изрекает:
– Достойно ли твой отец показал себя на поле брани, сын Дуэйна?
– Думаю, да. Двадцатого мая тысяча девятьсот сорок пятого года он дважды был ранен в течение одной лишь битвы за место под названием Шугар-Лоаф-Хилл на острове Окинава.
– Не знаю такого острова.
– Ну да, это же очень далеко от Итаки, – поясняет Хокенберри.
– И много людей там было?
– На стороне отца – сто восемьдесят три тысячи, готовых ввязаться в бой. – Теперь и схолиаст внимательно глядит на звезды. –
– А город для осады? – С начала разговора в глазах Одиссея впервые появляется интерес.
– Настоящий город? Нет… – отвечает ученый. – Это было всего лишь одно сражение в большой войне. Враги собирались убивать наших людей, чтобы не отдавать в их руки родную землю. А кончилось тем, что наши люди принялись убивать их всеми доступными средствами: заливали пещеры огнем, погребали островитян заживо. Товарищи моего отца лишили жизни более ста тысяч японцев из ста десяти тысяч. – Хокенберри отхлебывает вина. – Видишь ли, нашими противниками были японцы.
– Блестящая победа, – одобряет сын Лаэрта.
Собеседник издает неопределенный звук.
– Ты здесь называл цифры, – произносит аргивянин. – Армия, корабли… Совсем как наша осада Трои.
– Да, очень похоже, – соглашается схолиаст. – Особенно что касается жестокости схваток. Рукопашные, днем и ночью, под дождем и в грязи…
– Но твой отец вернулся с богатой добычей? Золота привез, красивых наложниц?
– Только самурайский меч – клинок, принадлежавший вражескому офицеру. Правда, он так и не достал трофей из чемодана, чтобы показать мне.
– Должно быть, многие из его товарищей отлетели в глубины Аида?
– Американцев, если считать сражавшихся и на море, и на суше, погибло двенадцать тысяч пятьсот двадцать. – Тренированный ум исследователя и сердце сына без труда подсказали нужные цифры. – Ранения, опять же с нашей стороны, получил тридцать три тысячи шестьсот тридцать один человек. Вражеская армия, как я уже говорил, потеряла сто тысяч убитыми, многие тысячи были похоронены заживо или сгорели в пещерах и норах, куда они зарылись, чтобы дать отпор.
– У стен Илиона пало более двадцати тысяч ахейцев, – замечает Одиссей. – Троянцы с почестями сожгли на погребальных кострах по меньшей мере столько же защитников города.
– Ну да. – Губы Хокенберри трогает слабая улыбка. – Но это за десять лет. А битва на острове Окинава длилась девяносто дней.
Наступает молчание. «Королева Мэб» поворачивается вокруг оси, величественно и грациозно, словно гигантское животное, плывущее по морю. На мгновение мужчин заливает волна ослепительного света, и они прикрывают глаза ладонями, а потом возвращаются звезды.
– Странно, что я не слышал об этой войне, – произносит грек, передавая схолиасту новый мех с вином. – И все-таки ты должен гордиться своим отцом, сын Дуэйна. Ваш народ наверняка почитает доблестных победителей как богов. Сидя у очагов, потомки будут веками тешить свою душу хвалебными песнями об их славных деяниях. Внукам и правнукам героев никогда не забыть имена достойных мужей, бившихся
– Вообще-то, – ученый надолго прикладывается к питью, – почти никто из моих сограждан уже и не помнит о том сражении.
– Ты слушаешь? – передает Манмут по личной связи.
– Да.
Орфу с Ио в обществе прочих высоковакуумных моравеков трудится на внешней обшивке судна – разыскивает и устраняет мелкие повреждения от столкновений с микрометеоритами, солнечных вспышек и следы детонации водородных бомб. Конечно же, на корпусе можно работать и во время взлета или снижения – за последние две недели гигантский краб успел побывать снаружи несколько раз, перемещаясь по узким переходным мостикам и лестницам, оборудованным специально для этой цели, – но иониец предпочитает работать в условиях нулевой гравитации, нежели, по его собственному выражению, ползать по фасаду взлетающего стоэтажного дома с полным ощущением того, что корма корабля находится где-то внизу.
– Судя по голосу, Хокенберри здорово набрался, – замечает Орфу.
– По-моему, так и есть, – отзывается Манмут. – Вино довольно крепкое. Это напиток Медеи, воспроизведенный по распоряжению Астига-Че на основе образца из амфоры, которую мы «позаимствовали» в подвалах Гектора. Наш знакомый схолиаст годами распивал с троянцами и греками нечто похожее, но почти наверняка в умеренном варианте: ахейцы намешивают в кубки больше воды, чем вина. Иногда они черпают ее из моря или же добавляют «отдушку» вроде смирны.
– Вотэтоя называю варварством, – рокочет иониец.
– Так или иначе, – передает маленький моравек, – Хокенберри не ел ни крошки со времени последнего приступа космической болезни, а пить на тощий желудок – не лучший способ сохранить голову трезвой.
– Похоже, вечером нас ожидает новый приступ, – злорадствует гигантский краб.
– Если что, сам понесешь ему пакеты, теперь твоя очередь. С меня хватит.
– Вот черт, я бы с превеликим удовольствием, – сокрушается Орфу, – да только боюсь, коридоры в людском пассажирском отсеке окажутся для меня тесноваты.
– Погоди, – перебивает его Манмут. – Лучше послушай.
– Ты любишь игры, сын Дуэйна?
– Игры? – переспрашивает ученый. – В каком смысле – игры?
– Ну, те, что устраивают под праздник или на похоронах, – поясняет Одиссей. – Я имею в виду забаву, которой мы усладили бы сердца, когда исчез Патрокл, если бы только Ахилл согласился признать любимого друга мертвым и позволил провести обряд как положено.