Олимпиец
Шрифт:
– Эти амбалы, что стояли в ряд, служили вместе с тобой?
– Да, все, кроме одного. Один – местный, из охраны космопорта, к нашим прибился.
– Тот, что пожиже, – предположил Эмилий Павел.
– Да, тот, что пожиже.
– Что вы тут делаете, Турм?
– Работаем, как все. В основном чиним купола, следим за энергоблоками и канализацией.
– Следите за порядком?
Турм хмыкнул:
– В этом практически нет необходимости. Здесь и так все ходят по струнке. Боятся даже чихнуть. Пару месяцев назад мои легионеры устроили драчку – просто потому, что сводило скулы от этой скуки, так остальные разбежались,
– Разве вы не получали приказ вернуться в метрополию?
– Приказ вернуться? Не понял, трибун. Мы три года не получали ни единого приказа. Я командую ребятами, и мы подчиняемся старосте. Никаких приказов из метрополии. О нас забыли, трибун. О нас все забыли.
– Быть такого не может! Вы сообщили, где находитесь?
– Так точно. Сразу же после взрыва.
– Какой получили приказ?
– Действовать по обстановке. Но как действовать, если у нас нет ни одного корабля, и вообще ничего нет, кроме трех куполов, соединенных в этот жалкий поселок?
– А где корабль, на котором вы сюда прибыли? Где тот дурацкий транспорт, что вы сопровождали? – Эмилия Павла оставило его обычное спокойствие. Метрополия могла не интересоваться мятежной колонией, но командование не имело права забыть о своих легионерах.
– Хороший вопрос. Транспорт удрал.
– Что?
– Нас опередили. На другой день после взрыва Второго поселка несколько местных ребят угнали транспортный корабль и слиняли с планеты.
– Отлично! А на что были вы? Разве никто не охранял транспорт?
– Четверо наших охраняли. Они тоже свалили. И прихватили с собой оба катера сопровождения.
– Это измена! – Эмилий Павел глянул на легионера исподлобья.
– Ну, возможно, они решили, что лучше податься к пиратам, что торчат тут где-то неподалеку, чем подыхать на этой Крайней Фуле, – пожал плечами Турм.
– Их имена, Турм.
– Зачем?
– Если их встречу, то лично казню каждого за измену! – Эмилий Павел мог совершенно спокойно грозить всеми немыслимыми карами, потому что догадывался, что ни транспорт, ни катера сопровождения не сумели никуда прибыть.
Турм замялся:
– Может быть, Лаций уже не тот, трибун… вернее, не так… метрополия… это хорошо, конечно… но многие всю жизнь проводят в колониях. Какое нам дело до всех этих игр в римлян? Нам лишь бы платили кредиты, и все такое… А тут люди мерли как мухи…
– Ты – гражданин Лация, Турм!
– Что толку? На Лации у меня нет ни дома, ни семьи. Сестра живет на Психее. Брат – на Петре. Я надеялся выслужить кое-что в легионе. Потом прикинул – к пятидесяти годам набираются крохи. У меня тут женщина. Я бы забрал ее на хорошую планету, вроде Психеи. А то здесь, в этом треклятом поселке, рождаются только мертвые дети. А моя женщина хочет ребенка…
Эмилий Павел молчал. Он не знал, что возразить Турму. Слова, что звучали так убедительно на Лации, вдруг потеряли смысл на планете, где появлялись на свет только мертворожденные дети. Говорить о долге и чести людям в сером, чьи лица не выражали даже любопытства, было нелепо.
Эмилий Павел вновь наполнил рюмки. Выпили две подряд молча.
– Кому ты подчиняешься, Турм?
– Старосте
– Отныне ты подчиняешься мне, легионер! – заявил Эмилий Павел. – Я прикажу – будешь действовать.
– Так точно… А что потом? Вы улетите, а меня оставят здесь. И староста отыграется на моей шкуре.
– Ты давал присягу, легионер Турм. И срок ее не истек!
– Так точно.
– Я не брошу тебя и остальных. Не брошу никого. Мы пришлем транспорт за теми, кто захочет покинуть колонию. Слово патриция.
– И мы с Лией сможем поселиться на Лации?
– Сможете. Теперь скажи, ты видел катер, послуживший причиной взрыва.
– Видел.
– А экипаж? Тело погибшего пилота? Кто пилотировал катер? – Как ни пытался военный трибун сохранить спокойствие, легионер заметил, что его новый командир весь напрягся.
– Ваш отец, трибун.
– Опцион Луций Эмилий Павел?
– Так точно.
– Тебе сказали… или ты его видел?
– Видел.
Павел нащупал откидной стул, опустил сиденье и сел.
– Разрешите идти? – спросил Турм.
Трибун поднял руку, давая понять, что больше не задерживает легионера.
– Не забудьте вымыться на ночь. Эта серая дрянь, конечно, очень портит воду и пахнет мерзко, но она очищает отлично, – сказал Турм. – Иначе мы бы давно здесь сдохли.
– Заражение после взрыва?
– Вроде того.
– Радиация?
– Нет. Что-то другое.
Эмилий Павел последовал совету, вымылся серой мерзкой пеной вместо воды и вытерся белым мягким полотенцем, на котором значилось: «Собственность „Красного Креста“. Не для продажи».
Когда в куполе наступила полночь по местному времени, Марк покинул свою ячейку. Он заранее облачился в защитный костюм – не скафандр, но вполне пригодная одежка, чтобы сопротивляться небольшой дозе радиации, тета-излучения и прочей мерзости, которую можно обнаружить в забытых помещениях станции. Марк не собирался покидать купол, всего лишь планировал осмотреть внешнее кольцо ячеек.
Коридор, соединявший внешнее жилое кольцо с внутренним, был закрыт на самый обычный замок, который Марк без труда пережег с помощью лучемета. Внутри царила тьма, маска не позволяла ощутить запахи, но наверняка пахло как в старом склепе, где давно уже не хоронят, но где мертвым кажется все – даже время. Марк содрогнулся и не сразу сообразил, что над ухом гундосит сирена: включилась сигнализация. Значит, Краб уже знает, что гости нарушили запрет. И пусть знает. Марк посмотрел на экранчик анализатора среды. Индикатор «Пыли веков» горел зеленым – заражения не было. Никаких вредных примесей или излучения. Маловато кислорода. Много пыли. Как в любом чулане, который много лет не проветривали. Марк быстро пошел по внешнему коридору. Повсюду лежала толстым слоем пыль. Двери ячеек были полуоткрыты. Заваленные хламом, с искореженными переборками, комнаты выглядели так, будто эту часть купола покинули как минимум полвека назад. Марк заглянул в одну из ячеек. Кровать из блестящего металла не поддалась напору времени, а вот матрас и одеяло превратились в лохмотья. Пластиковая ваза на металлическом столике потемнела и покрылась черными пятнами. Краска на стенах и потолке висела струпьями. Краска на стенах напротив окон. Тогда как боковые стены выглядели вполне прилично. Сейчас все окна были наглухо заделаны.