Оливия Джоулз, или пылкое воображение
Шрифт:
– И что же? – буркнул Скотт Рич, сердито глядя в пространство прямо перед собой.
44
С тех пор, как Оливия уехала от Феррамо, прошло пять дней, а он все не звонил. Группа, к которой, к неудовольствию Оливии, теперь считалась приписанной и Тайная Потаскуха Сурайя, каждый день, сразу после завтрака, собиралась в комнате на первом этаже. После ряда сложных манипуляций с компьютерами, базами операторов сотовой связи и чем-то там еще, Скотт Рич добился, чтобы номер, который Оливия дала Феррамо, выходил прямиком на пульт в комнате Технического обеспечения. Оставалось дождаться
Часы в комнате Технического обеспечения были точь-в-точь, как в школе, где училась Оливия. Та же функциональная модель, в пластиковом корпусе: белый циферблат, черные цифры, красная секундная стрелка. В школе она привыкла торопить время, предвкушая, когда же часы покажут четыре пополудни, возвещая конец школьной рутине. И вот, дернувшись, красная секундная стрелка замерла наверху: четыре по Гринвичу, в Гондурасе девять утра, пятый день томительного ожидания, нервно обкусанные пальцы...
Скотт Рич, профессор Уиджетт, Оливия, компьютерщик Додд и Сурайя – с показным ли равнодушием или плохо скрываемым раздражением – отвели взгляд от часов. « Все они думают об одном и том же: он не позвонит. Эта баба возомнила о себе черт-те что, а они ей поверили. Да на кой сна ему сдалась?!»
– Рич, дружище, ты уверен, что этот номер подключен к нашей аппаратуре? – якобы лениво поинтересовался Уиджетт, подцепляя кусочком тоста фуа-гра со стоящей перед ним тарелки. – Я видел, как ты сражался с компьютерами. Знаешь, когда жмешь на столько кнопок...
– Номер включен, – отрезал Скотт Рич, не отрываясь от монитора.
– Хм.. Будет ли он звонить? – промурлыкала Сурайя.
– Может, тебе самой звякнуть ему? – предложил Скотт Рич.
– Это не пойдет, – пожала плечами Оливия. – Он должен чувствовать себя охотником. А не дичью.
– Да? А я думал, ты – «его ловчий сокол», – не удержался Скотт Рич. – Или речь шла о волнистом попугайчике?
Рич отвернулся и заговорил с компьютерщиком, не отрывая взгляд от экрана. В верхней половине экрана тасовались, будто карты в колоде, сделанные Оливией фотографии Феррамо, а в нижней шло слайд-шоу, составленное из портретов террористов, связанных с «Аль-Каидой». Время от времени компьютерщик и Скотт останавливали прокрутку фотографий и пробовали наложить снимки друг на друга, так что на экране появлялся Феррамо в тюрбане, с Калашниковым на груди, Феррамо в ковбойке, сидящий в гамбургском баре, Феррамо с другим носом, Феррамо в ночной рубашке и бигудях.
– Собственно, Скотт прав, почему бы тебе не позвонить Пьеру самой? – промурлыкала Сурайя, устраивая свои очаровательно длинные ноги в обтягивающих джинсах на крышке стола.
– Если он не звонит сам, звонить ему нет никакого смысла: он потерял ко мне интерес, – поморщилась Оливия.
– Ну, знаете ли... Это, как ни как, не свидание вслепую. Тебе угрожает опасность... Ты ему нравишься... Пьер предпочитает решительных женщин. Нет, это ты должна ему позвонить!
Скотт Рич наклонился вперед, изобразив что-то вроде позы роденовского мыслителя, и вперился взглядом в Уиджетта – взглядом столь же настойчивым, как тот, которым он встретил тогда Оливию в баре:
– Ну а Вы-то что думаете?
Уиджетт слегка набычился, шумно выдохнул сквозь сжатые зубы.
– Есть древняя суданская поговорка:
– Хм! Однако! – ухмыльнулся Скотт Рич, откидываясь в своем кресле и оценивающе глядя на Оливию.
– Эти представления живы по сей день. В некоторых арабских кварталах убеждены, что стоит мужчине и женщине остаться наедине, они тут же займутся блудом.
Оливия почувствовала, что еще немного, и она вспылит... и при этом ее сознание прокручивало события той ночи на Белл Кей: Мортон Си целует ее, вот он прижимается к ней, его рука забирается ей в джинсы. В какой-то момент она перехватила его взгляд. Впечатление было такое, что и он думает о том же. К ее удивлению.
– Не так давно было предпринято что-то вроде опроса среди арабов, живущих в Судане, – продолжал Уиджетт. – Их спросили, что они сделают, если, вернувшись домой, застанут незнакомого мужчину. Поразительно их единодушие – почти все сказали: «Убью!».
– Бог мой, – поднял брови Скотт. – Если мне доведется работать в тех краях, напомните, пожалуйста, что легенда слесаря-водопроводчика не для этого региона!
– Отсюда это стремление иных арабских культур любой ценой сберечь чистоту женщины: чадра, паранджа, клитороэктомия. Женщина – это эротика, эротика и еще раз эротика: если она твоя, ее надо оберегать от любых посягательств, а если нет – преследовать и пленить.
– Тогда, если в глазах Феррамо Оливия, как всякая женщина, зациклена на любви, почему бы ей не позвонить самой? – спросил Скотт Рич. – Хотя, стоп... А как ислам относится к сексуальным связям вне брака?
Оливия окинула его презрительным взглядом: «Давно мог бы потрудиться это выяснить...»
– А вот здесь-то и начинается самое интересное, – как ни в чем не бывало, продолжал лекцию Уиджетт. – За поведением Феррамо прослеживается бедуинский романтический комплекс: желание на всем скаку подхватить девицу и на лихом коне умчать ее в глубь пустыни, исчезая в лучах закатного солнца. Ислам тут наслоился на бедуинский субстрат. И этот субстрат является определяющим для формирования арабской ментальности. Если обратиться к «Тысяче и одной ночи», обнаружится, что мышление, свойственное бедуинам, – мышление кочевников, странствующих по пустыне, – раз за разом берет верх над требованиями мусульманской морали. И когда завоевание сексуального объекта является результатом храбрости, хитрости или просто везения героя, его действия расцениваются не как аморальные, а как героические.
– Ну вот. Значит, ему надо сломить мою волю и завоевать меня! – воскликнула Оливия. – Он не будет чувствовать себя героем, если я позвоню ему и сообщу номер рейса, на котором лечу.
Вместо ответа Скотт Рич протянул ей мобильник:
– Звони.
– Э-э-э... Но мы же только что обсуждали... Или это все так: бла-бла-бла?
– Звони. Не надо про рейс или про ловчих соколов. Скажи просто: добралась до дома, в целости и сохранности, и признательна ему за прекрасное вино и чудесное пристанище.