Омикрон
Шрифт:
Этот разговор состоялся утром, а к обеду Семен внезапно получил первую возможность заработать. Очередным преграждавшим путь препятствием оказался космический истребитель класса «Фантом», за ним, впрессованный в груду металла, угадывался контур боевой серв-машины класса «Фалангер».
Жуткая дрожь воспоминаний ознобом продрала по спине.
Шевцов понимал, что неадекватно воспринимает реальность. Так жить нельзя, иначе он навек останется худым небритым бродягой, все достояние которого — рваное пальто, пустая кредитная карточка да ничего не гарантирующее на
«Фантом» вырос на его пути, как злополучный призрак прошлого, а покореженный силуэт серв-машины только усилил внезапную вспышку памяти…
…Он отрезал последний фрагмент непонятной решетчатой конструкции, преграждавший путь к знакомому контуру, и опустил горелку.
Сняв с груди ранец плазмогенератора, Шевцов достал сигареты.
Почему он так болезненно, так неадекватно реагировал на окружающее? Что заставляло его испытывать боль при виде обтекаемого корпуса машины и огрызка короткого скошенного крыла, броня которого до сих пор хранила тонкий налет мимикрирующего состава?
Он не собирался спорить в своей душе с общепризнанным фактом. Земля действительно вела жестокую захватническую войну. Он поневоле вступил в бой на стороне Земного Альянса, но теперь ему пора забыть ту короткую по меркам войны схватку и несправедливое заключение в Форте Стеллар. После перенесенных лишений он должен радоваться тому, что может дышать, работать, быть свободным гражданином нового мира…
Нет… — это была короткая мысль-отрицание, обоснованная не разумом, а душой…
Рука Семена коснулась поверхности брони, и металл обшивки ответил ему ноющим холодом.
Те, кто действительно нес бремя ответственности за полувековую войну, едва не уничтожившую человечество как вид, давно сошли со сцены истории, умерли, погибли, исчезли…
Шевцову было двадцать пять, но за последние годы он превратился в зрелого мужчину. Сейчас он мог отвечать за свои действия, желания, мысли, а тогда — нет.
Сегодня утром, после разговора с Ноланом, он понял, что ничем не отличается от Генри. Война одинаково изломала их всех, и победители с побежденными существовали лишь на бумаге да в электронных базах данных.
Эти носители терпели все, а вот души — нет.
Сейчас, глядя, как фрагмент брони «Хамелеон» медленно меняет фактуру и цвет, стараясь стать неотличимым от прикоснувшейся к крылу ладони, Шевцов остро и больно осознавал, что по-настоящему трудно не воевать, а жить после войны… Глядя на искореженный остов истребителя и вспоминая все унижения, которые пришлось вытерпеть ему со дня освобождения, Семен не мог не признать, что заезжий полковник был прав в одном: для воевавших этот кошмар не закончится еще очень долго… тем более что воевали все — вся обитаемая Галактика от мала до велика, и пусть не каждый держал в руках оружие, но цену страху узнал каждый…
Он сел, не замечая, как дрожат кончики пальцев, в которых была зажата истекающая сизым дымком сигарета, и закрыл глаза.
Разрезав корпус истребителя, Шевцов, после полуторанедельного пребывания на свалке получил свои первые деньги.
Он пригнал грузовик со срезанными бронеплитами обшивки на площадку разгрузки перед двухэтажным «офисом» Дункана, когда уже стемнело и пространство перед непритязательным сборным домиком заливал яркий электрический свет.
Перед входом, помимо знакомого внедорожника, были припаркованы еще две машины: шикарный «Гранд-Элиот» и менее респектабельный «Волмар-111» спортивной модификации.
Эти сведения относительно марки машин шепнула ему Клименс, попутно предупредив:
У Дункана гости. Может, стоит подождать?
— Нет. — Семен заглушил машину. — Я ведь приехал по делу, верно?
Клименс не ответила. Она часто высказывала свое мнение, воздерживаясь от дальнейших прений и комментариев. Такая лаконичность не напрягала Шевцова, наоборот, он ощущал некий такт в общении с электронной подругой. Их взаимопонимание окрепло еще в Форте Стеллар, где Клименс впервые проявила это качество: дав совет, она умолкала, позволяя Семену действовать по собственной воле. Он мог прислушаться к ней или нет и потому не воспринимал присутствие Клименс как некий психологический прессинг.
Поднявшись по ступенькам низкого крыльца, Шевцов услышал громкие голоса, доносившиеся из-за двери, и невольно задержал руку.
Разговор шел на повышенных тонах, и, судя по голосам, одним из находящихся внутри здания людей была женщина.
— Дункан, ты должен дать вразумительные пояснения, — раздался незнакомый Шевцову мужской голос.
— Что я должен тебе объяснять?.. – Вопреки обыкновению, интонации Дункана прозвучали необычно: в них явственно слышались отвращение и неприязнь…
— Слушай, Майкл, прекрати давить на него! — вмешался в разговор женский голос.
— Тебя спрашивают? — резко осадил говорившую незнакомый бас. — Заткнись и слушай, что я тебе скажу. Вы должны ответить, с какой радости я должен терпеть на этом месте тебя и Дункана.
— Нас поставил сюда Донован Хьюберт.
— Это ты так говоришь. Где он сам? Куда подевался босс?
— Тебе сказано, — он улетел, чтобы проверить одно прибыльное место. Мы сделали ему выгодное предложение, и в знак благодарности Дункан был поставлен сюда, контролировать добычу металла.
— Складно. Только есть один маленький нюанс, девочка. Мы внимательно прочли рекомендации Донована. Согласен, они подлинные. Но твоя ксива ничего не стоит теперь.
— Почему? — мрачно осведомился Дункан.
— Потому что мои ребята нашли мистера Хьюберта. Да, да, нашли. С большой дыркой в башке. Тебе не кажется это странным? Ведь он улетел, не так ли?
— Это ложь, — спокойно возразил Дункан.
— Не надейся. Если у трупа изуродовано лицо, его все равно можно опознать. Ты слышал про тест на ДНК, умник? Мы нашли труп Донована, и теперь тебе придется держать ответ.