Он мой, а прочее неважно
Шрифт:
— А ну как не получится. Если Егорка прознает, тогда беда.
Тот целовал и ласкал. Слишком долго как ей показалось. Варя готова была умолять закончить, наконец, сладкую пытку.
Егора уже было не остановить.
Он уверенно приближался к желанной развязке.
Варя съёжилась и превратилась в камень. Что же дальше?
А дальше он ласково раздвинул ее ноги.
Пришлось с достоинством вытерпеть до самого конца: ведь Алька смогла.
Дальнейшие события показались волшебным сном: она парила над собой,
Варя не испытывала чувства стыда и угрызений совести. Ей было слишком хорошо.
Как же она счастлива.
Но как поступить дальше? Она ведь воспользовалась сходством, украла у сестрёнки любовь… значит, стала воровкой. Сможет ли теперь в этом признаться?
Как вести себя? Неужели правда придётся бежать от родных и близких людей?
Ощущение блаженство стало бороться с чувством горечи и утраты. Неужели она настоящая преступница и нет ей в этой жизни прощения?
Только не это… О таком она и помыслить до случившегося не могла.
Домой Варя вернулась под утро, почти перед самыми петухами, успев испытать боль и наслаждение многократно и с трудом расставшись с любимым.
Вот только с чьим любимым?
Теперь она уже не была так уверенна в этом, понимала, что придётся открыться и выяснять отношения… с родной и единственной сестрой.
Это становилось мучительным. Однако жалеть о случившемся Варвара не собиралась: должен быть выход, наверняка есть. А если есть, то она обязательно его найдет.
К Алевтине Варя пришла с готовым планом, считая его приемлемым и необходимым. Точнее единственным.
Отодвинув комод, она осторожно, на цыпочках, вошла в комнату… Аля плакала.
Девушка приосанилась и пошла к сестре, как ни в чём не бывало. Та смотрела на неё опухшими глазами. Она ещё не знала, но догадывалась, точнее, чувствовала интуитивно, что-то произошло, страшное и неправильное.
От сознания того, что это с ней сотворила любимая родная сестра, её двойник, хотелось утопиться.
Алька резко соскочила с кровати, вцепилась в волосы сестры и начала ожесточённо хлестать сестру по щекам.
Варька сопротивлялась, но молча и не в полную силу — чувствовала за собой вину.
Отсутствие отпора довольно быстро остудило Алю. Вслед за яростью и злобой пришло безразличное отчаяние. Варвара притянула сестру за голову, погладила и спокойным тоном начала говорить.
— Прости. Ну, прости меня. Ведь мы сёстры. Неужели не сможем договориться, решить по-доброму?
— О чём? О чём я должна с тобой договариваться? Ты воровка, развратница.
— Да, я такая, позавидовала. И что дальше? У нас же всегда всё было общее. Тебе полегчало от того, что всё это высказала? Нет. Что случилось, то случилось. Нужно искать выход, договариваться. Нам с тобой это нужно. Иначе плохо будет всем: тебе, мне, Егорке. Можно поступить иначе…
— Как?
— А если скажу, что лишних нет. Мы все друг другу нужны. Все…
— Зачем ты мне, если так со мной поступаешь? Не знаю. Наверно я отсюда уеду. Навсегда.
— Для чего? Можно никуда никому не уезжать и жить счастливо…
— Как? Ты бредишь, милая, родная моя сестрёнка. Правда, теперь не настолько родная, как прежде. Не настолько…
— Есть выход, когда всем будет хорошо. Слушать будешь?
— Что мне остается в этой жизни… только слушать.
— Тогда развешивай уши и думай…
Варя не успела договорить, когда послышался скрип половиц за дверью.
Мамка.
Сёстры условились договорить позже, когда она уйдёт на работу.
К тому времени страсти немного улеглись. Девчонки принялись за уборку. Любовь любовью, а домашние обязанности никто не отменял.
За столом обе сидели с кислыми физиономиями. Отговорились недомоганием, головной болью и вообще…
— Хорошие девчата растут, — подумала мама. — Вот кому-то счастье в жёны достанется.
С этими мыслями мамка собралась и ушла на ферму, а заговорщицы продолжили прерванный разговор.
— Вот я и говорю — договариваться нужно. Есть только один выход: любить его вместе. А он пусть нас обеих любит. Тогда всем будет хорошо.
— Это как? Ты любишься, а я над вами свечку держу, а потом наоборот?
— И совсем не так. Как сегодня. Он ведь не знает, кто из нас кто. Вот. На свидание по очереди нужно ходить. Потом рассказывать, о чём говорили, что делали. Чтобы не попасть в неловкое положение. В остальном у каждой своя любовь. Другая и разная. И всем хорошо.
— Ты сумасшедшая. Разве так можно! Это же грех.
— Предлагай другое. Хочешь, чтобы только тебя любили? А я, как же я? Тогда уж правда убей.
— Не могу я так. Не по-людски это. А если Егорка догадается?
— Не расскажем, не догадается. Уже испробовано. Мы для него как одно целое. Он для нас тоже. Ну, же! Давай, сестрёнка, решайся.
Секретное совещание продолжалось долго, с переменным успехом, но закончилось ничьей. Решение было принято. Вопрос о том, что когда-то признаваться придётся, отложили на потом.
И началось…
Так они дурили Егора до тех пор, пока обе одновременно не начали округляться. Увидев их вместе, он пристально смотрел то на одну, то на другую. Обе покраснели.
В голову парня закралась догадка, скорее сомнение. Начал Егор сопоставлять и только тогда стал примечать, что подружка у него разная. У одной шрам на внутренней стороне бедра, у другой его нет.
Пришлось прижать обманщиц к стенке. Под давлением аргументов те вынуждены были сознаться. Егора обманули. Обе. А он, получается, многожёнец.