Он, Ясон
Шрифт:
– А на твой?
– деловито уточнил Генрих, делая мощный глоток пива и невольно морщась.
– Тут важен твой вкус...
– Как сказать...
– вздохнул Мариус.
– Меня не спрашивали!
– Ты меня заинтриговал! Давай уже, говори, о ком речь!
– О жене моей.
На пару мгновений повисла тишина, лишь за другими столами громко переговаривались пьяные голоса. Потом Генрих с показным аппетитом подхватил с тарелки полуобглоданную
– Чего молчишь?
– не вытерпел наконец молодой граф, грозно взирая на друга.
– Не молчу, а ем!
– возразил с набитым ртом тот. Вытер жирные пальцы платком, запил курицу пивом и, не придумав других занятий, нехотя сказал: - Я просто не одобряю твой план, дружище!
– Какой ещё, к дьяволу, план?!
– Ну... Ты хотел сделать её жизнь адом, так? А бедняга не виновата, что некрасива и скучна в постели...
– Во-первых, ты правильно заметил - я хотел этого... хотел, а не хочу! А во-вторых... не так уж и скучна она в постели... как выяснилось недавно.
На лице Генриха вспыхнуло любопытство.
– Неужели? Интересно... и как она? Хороша оказалась?
– он игриво подмигнул.
Мариус не ответил на его улыбку, только сильнее сжал губы.
– Осторожнее, ты говоришь не о придорожной шлюхе, а о моей жене!
– напомнил он строго.
– Она требует уважения...
– Ого, ты никак влюбился?
– поддел его друг.
– Нисколько! Но о графине де Либ'oн можно говорить только с почтением, понятно тебе?
– Понятно, понятно, - не испугался Генрих.
– Только ты зря злишься, я с уважением отношусь к твоей милой супруге. И раньше уважал, а уж теперь... я вообще уважаю талантливых любовниц!
– Ну до талантливых ей далеко... но вроде я ей приглянулся наконец-то! Такие старания надо поощрять. Тем более мне нужен наследник, черт возьми!
– Вот это другой разговор, - усмехнулся Генрих, и друзья весело чокнулись пивными кружками, то ли празднуя победу Мариуса над строптивицей, то ли провозглашая тост за будущего наследника графа де Либ'oн.
* * *
Мариус стал наведываться в спальню жены довольно часто, не догадываясь, как мучительны для Аннет его визиты. Возможно, всё было бы иначе, скажи она, чего на самом деле хочет, каких ласк просит её тело. Быть может, он утолил бы любовный голод неопытной супруги и даже (кто знает?) пробудил в ней желание более острых ощущений, угодных уже ему. Однако девушка молчала, не смела заговорить, не смела молить о нежности вместо напора, об утонченности вместо животной страсти... она терпела, она изображала удовольствие в меру своих скромных актерских
Аннет поддерживали три вещи в эти дни. Три вещи давали силы переносить мучения, которым муж подвергал её в спальне...
Прежде всего, Мариус стал внимательнее в обычной жизни. Не обижал, как раньше, делал комплименты... одно это окупало многое!
Другой поддержкой служил дневник. Каждый вечер Аннет записывала в него свои мысли и чувства - и тем самым немного облегчала боль.
Ну а главным оставалась, конечно, мечта о ребёнке... мечта, которая однажды пообещала стать реальностью.
– Я жду ребёнка, Мариус...
– сообщила тем вечером Аннет, убедившись, что признаки верные.
– Я уверена... почти уверена, что в положении...
И яркий огонь, вспыхнувший при этом известии в глазах Мариуса, убедил девушку, что ее муж тоже мечтает о ребенке... подобная мысль утешала, притупляла чувство вины, смягчала угрызения совести, которая бессонными ночами тревожила Аннет... ведь молодая супруга графа понимала, что не совсем права в своей любовной игре. Но если Мариус получит долгожданного наследника - все будет не зря.
Глава 6. В ожидании (171... год, Англия)
Аннет радовалась будущему дитя не только потому, что давно мечтала стать матерью и была уверена, что хорошо исполнит эту роль - лучше собственной родительницы, во всяком случае! К собственному стыду, девушка признавала, что не меньшее удовлетворение испытывает благодаря прекратившимся ночным визитам Мариуса... правда, тот поначалу пытался исполнять супружеские обязанности, однако намек жены, что ребенку повредят такие ласки, тотчас остудил его пыл. Причинить неприятности своему сыну (вариант дочери даже не рассматривался!) без пяти минут папаша очень боялся.
Впрочем, Аннет не сомневалась, что ее супруг не слишком долго горевал в одиночестве и быстро утешился в чьих-нибудь пылких объятиях... эта мысль вызывала некоторую досаду, но и только. Раздражение было не столь сильным, чтобы рисковать здоровьем ребенка и приглашать Мариуса в свою спальню. Не говоря уже о том, что девушке просто не хотелось видеть его в собственных покоях ночами. По его агрессивным ласкам она нисколько не скучала, иного же он ей не предлагал, - а она не просила.
И если не считать утренней тошноты, пробудившейся вдруг капризности и неловкости, которая появилась в ее обычно грациозных движениях, Аннет была полностью, абсолютно счастлива. Тем более что понятное недомогание и приступы меланхолии в полной мере окупались вниманием и нежностью Мариуса, готового исполнить любое желание своей беременной супруги. Она охотно пользовалась этим, наслаждалась жизнью и проводила дни в приготовлениях к рождению будущего ребенка - сына или дочери, ей, в отличие от Мариуса, было безразлично!