Она это может
Шрифт:
Она отвечает мне улыбкой. Против своей воли, думаю я, она действует именно так, как я ей подсказываю. Все время, пока мы разговариваем, я наблюдаю за ней и почти точно угадываю, о чем она думает.
— Знаете, очень смешно вспоминать такие банальные вещи, но мир действительно тесен, — говорю я. — Впрочем, вы, наверное, и сами это знаете.
Она спрашивает, как бы невзначай:
— Да? А почему?
— Я только что увидел вашу левую руку и вижу, что вы когда-то повредили себе мизинчик. По-моему, мы с вами где-то встречались.
Она на секунду задумывается,
— Вам кажется, что мы уже встречались? Нет, вы ошибаетесь. Мне ваше лицо совершенно незнакомо.
Я пожимаю плечами.
— Людям, конечно, свойственно ошибаться, но у меня хорошая память. Да, как можно забыть вас?
— Очень даже просто, — говорит она с улыбкой, но я вижу, что она насторожилась. По всей вероятности, она не из тех, кого легко купить. Потом она спрашивает: — Так, где же, по-вашему мнению, мы встречались?
Я бросаю окурок на землю и придавливаю его ногой, вынимаю новую папироску из портсигара и закуриваю. Сильно затягиваюсь и выпускаю синюю струю в воздух
— Порядочное время тому назад, когда я приезжал в Штаты, я попал на одну вечеринку. У одного важного лица. Его зовут генерал Флэш. Вроде бы он работал в ФБР или что-то в этом роде. Сейчас он начальник контрразведки. Так вот, мне думается, что я вас там и видел.
Она ничего не отвечает, но при упоминании имени генерала Флэша ее лицо вдруг меняется.
— Мне кажется, вы ошибаетесь. Я не знакома с этим человеком. Ладно, я пошла, до свидания.
Она холодно кивает мне головой, поворачивается спиной и направляется к своему коттеджу. Я усмехаюсь:
— Пока, мисс Варлей. Мне думается, что мы с вами еще увидимся.
В 9 часов вечера уже темно. Возможно, мне повезло, что сегодня первое апреля и «День дурака», так что день с переводом часов на целый час стал длиннее. Но для моих планов я бы предпочел полную темноту. Я обедал и разговаривал с каким-то парнем, заглянувшим в бар. До чего же этот парень симпатичный. Потом подошли и другие. Они играли в шашки, пили пиво и, казалось, ничто на свете не могло нарушить их невозмутимого спокойствия. Впрочем, англичанина вообще не так-то просто вывести из равновесия.
Я вышел из гостиницы и пошел на задний двор, где оставил свою машину, сел в нее и выехал на магистраль Рейгейт — Доркин. Проехал мимо Доркина, миновал Бетчворд и тут увидел стрелку, указывающую на Южный Холмвуд. Через пару миль начинался Северный Холмвуд. Тут я заметил, что по обочине шагает какой-то малый, вроде бы фермер. Я притормозил и спросил у него, не знает ли он, где коттедж «Торп». Да, ответил он, знает. Это большой белый дом, стоящий вдали от дороги между Северным Холмвудом и следующим населенным пунктом Кейпелем. Он сказал, что я не ошибусь, потому что у этого дома красная крыша.
Я поблагодарил его и проехал по дороге еще пару миль. Потом остановил машину за зеленой изгородью, выключил мотор и пошел пешком по дороге. Было уже совсем темно, но все же иногда из-за туч проглядывала луна, так что очень скоро я различил белые стены коттеджа. Он стоял в глубине от дороги ярдов на пятьдесят — семьдесят. С трех сторон был окружен густым кустарником и деревьями. Я сошел с дороги и полем обошел вокруг участка, пробрался сквозь заросли, стараясь ступать бесшумно.
Непосредственно вокруг самого дома был виден небольшой палисадник с цветочными клумбами. Красивое местечко. Все ставни в доме были заперты, и единственным признаком жизни был легкий дымок, поднимавшийся над крышей. Я закурил сигарету, пряча огонек в ладони. Вдруг мне повезет и я что-нибудь увижу! Мне только и оставалось, что запастись терпением и ждать.
Мой приятель Конфуций в свое время очень хорошо выразился в отношении вот такого ожидания. «Человеку, наделенному терпением, доступны все вещи, все, о чем остальные забывают. Потому что парень, готовый болтаться кругом и сторожить, пока его приятель любезничает со своей красоткой, подобен рубленому шницелю, который остался от рождественского стола: больше он никому не нужен. Но в то же время этот самый парень избавляет себя от многих треволнений, оттого что в силу собственной инерции не заводит шуры-муры с разными крошками. Ну, а это, понятно, дает шансы прожить долго и спокойно».
Во всяком случае, ребята, отсюда каждому ясно, что терпение — это великая добродетель. Умейте ждать.
Я углубился в еще более возвышенные размышления о Конфуции, но тут послышался шум. Я выглянул из-за дерева. Задняя дверь коттеджа открылась, и кто-то вышел наружу. Я слышу, как по камням стучат женские каблучки, потом вижу, как отворяется калитка в белой изгороди палисадника. Тропинка ведет мимо тех деревьев, где я себе выбрал наблюдательный пункт. Я прикидываю, что незнакомка пройдет рядом со мной. Бросаю папироску и придавливаю ее ногой.
И тут я слышу, что дамочка напевает, она чему-то явно радуется. Я сразу же узнаю мотив. Это песенка, которая была очень популярна лет семь-вооемь тому назад, «Когда время проходит».
Я замираю. Мне в голову приходит одна дикая мысль, но я ее прогоняю прочь. Это было бы слишком великолепно. Ну что ж, чего только не случается на белом свете. Когда эта красотка поравнялась со мной, луна выскочила из-за тучки и я ясно разглядел, кого бы вы думали?
Я выхожу из-за дерева и говорю:
— Одну минуточку, малютка. Послушай, не собираешься ли ты заморозить своего старого приятеля Лемми? Ты не допустишь такой несправедливости, верно, Джуанелла?
Она круто поворачивается и смотрит на меня во все глаза.
— Господи Иисусе… ну, конечно, ты! — восклицает она.
Она стоит и смотрит на меня так, будто ее только что огрели обухом по голове. Мне показалось, что ей не особенно весело. Я ей подмигиваю.
— Конечно, дорогуша. Только вроде бы ты ошиблась песенкой, вместо «Когда время проходит» тебе надо было бы запеть «Только ты», — я подмигиваю ей еще раз. — Это Ларви должен петь про уходящее время. Только боюсь, что для него оно тянется слишком медленно.