Она умерла как леди

Карр Джон Диксон

— Ха! — воскликнул он.

Маленький старичок приближался к нам, шагая под деревьями. На нем были ветхий костюм, грязная рубашка без галстука и широкополая шляпа. Пышные седые усы внизу казались коричневатыми, словно от табачного дыма. Казалось, он на ходу обращается с пространной безмолвной речью к деревьям.

— Вот так встреча! — промолвил Крафт. — Это же Уилли Джонсон.

— Вы имеете в виду садовника, которого уволили Уэйнрайты? Лучше остановите его, сынок.

Просьба была излишней. При виде нас мистер Джонсон застыл как вкопанный, потом с достоинством направился к нам, помахивая коричневой тростью из ротанга — признак джентльмена и даже щеголя. Он был не пьян, но изрядно накачан пивом, которое словно сочилось у него из вен и глаз. Подняв воротник пиджака, Джонсон обратился к Крафту.

— Я хочу подать жалобу, — заявил он.

— Слушай, Уилли, — предупредил Крафт. — Сержант в Линтоне говорит, что уже устал от твоих жалоб.

— Только не от такой. Речь идет… — мистер Джонсон порылся в памяти, — о воровстве, сэр. Он украл это.

— Кто украл что?

Мистер Джонсон подобрал веточку и попытался вставить ее в нос. У него ничего не получилось, и это его раздосадовало.

— Четыре фута шириной, и он это украл. Но джентльмен за это поплатится!

— Какой джентльмен?

— Мистер Уэйнрайт, который потерял жену. Некоторые его жалеют, но не я. Когда он думает, что его не видят, у него лицо становится хитрым-прехитрым…

— Ты пьян, Уилли. Придешь ко мне, когда протрезвеешь. Я хочу задать тебе несколько вопросов.

Мистер Джонсон горячо запротестовал, что он не пьян.

— Послушайте, сынок, — вмешался Г. М. — Должно быть, вы давно живете в этих краях.

Наш информатор с гордостью сообщил, что живет здесь двадцать… нет, тридцать… нет, пятьдесят лет.

— Вы знаете студию дальше по этой дороге? Кому она принадлежит?

— Принадлежала старому мистеру Джиму Уэзерстоуну, — сразу ответил мистер Джонсон, — который умер восемь… нет, десять лет назад. Он уступил ее художнику, который убил себя там, как эти двое.

— Да, но кому студия принадлежит теперь?

— Ее прибрали к рукам адвокаты. А разве там кто-то живет? В доме и водопровода нет, а еще этот художник убил себя там… — Мистер Джонсон сплюнул на дорогу. — Один ремонт обойдется в сотню фунтов, да и кто теперь согласится там жить?

Г. М. порылся в карманах в поисках серебра, но нашел только десятишиллинговую купюру, которую, к недовольству Крафта, отдал Джонсону.

— За десять шиллингов ты можешь купить целое ведро пива, Уилли, — мрачно заметил Крафт.

— Пива? — с достоинством переспросил Джонсон. — Я собираюсь в кино. — В Линтоне раз в неделю показывали фильм. — Это исторический фильм про то, как римляне жгли христиан, а девушки ходили совсем голыми. Доброго вам дня, мистер Крафт. И вам тоже, сэр. Надеюсь, вы приятно проведете у нас время.

— Будь осторожен! — крикнул Крафт ему вслед. — В один прекрасный день ты начнешь видеть розовых слонов!

Уилли не соизволил обернуться.

— Когда он немного протрезвеет, то с ним все будет в порядке, — сказал суперинтендент. — Хотя зря вы дали ему деньги. Студия совсем близко.

Она находилась ярдах в двухстах от поворота на шоссе. Аллеей редко пользовались, но я иногда проезжал мимо дома, и он всегда казался заброшенным.

Ограды не было. Каменное, некогда побеленное, а теперь грязно-серое сооружение стояло неподалеку от дороги. Северная сторона островерхой покатой крыши состояла из стеклянных панелей, но сохранились лишь немногие из них, которые выглядели почерневшими от грязи.

Тяжелые двойные двери — достаточно широкие, чтобы в них проехал грузовик, — были обращены лицом к дороге. Сбоку находилась еще одна маленькая дверь, к которой вели две ступеньки с заросшей сорняками тропинки. Должно быть, здесь Молли видела Риту Уэйнрайт в красном свитере, обнимающую кого-то в сгущающихся сумерках.

Внизу окон не было, а два верхних окна — по крайней мере, с видной нам стороны — были заколочены досками. Справа от нас находилась массивная каменная труба. За студией росли сосны, чья зеленая хвоя казалась черной. При богатом воображении можно было представить себе бродящий там призрак Риты. Возле двойных дверей синели колокольчики.

Крафт выключил мотор, и нас окутала теплая влажная тишина.

Но в этот момент ее нарушил женский крик. Он был негромким, но это делало его еще более жутким. Казалось, от ужаса или физического истощения у женщины пересохло в горле. В этих звуках ощущались боль и страх. Их сопровождал слабый настойчивый стук, как мы вскоре определили, в левое из заколоченных окон наверху.

Нам пришлось оставить Г. М., несмотря на его протесты. Передвигать его не было времени. Крафт задержался ровно настолько, чтобы достать из машины фонарь.

— Думаю, парадные двери не заперты, — бросил он через плечо.

Мы направились к ним.

Двери из красивого мореного дуба действительно не были заперты. Хотя какой-то вандал прикрепил снаружи засовы, висячий замок свисал открытым. Мы распахнули их и вошли внутрь.

В доме пахло сыростью и плесенью. Но благодаря стеклянной крыше мы могли хорошо видеть планировку здания. Оно состояло из одной большой комнаты — студии — и пристроенных сзади кухни и кладовой. Над парадными дверями находилось нечто вроде галереи в качестве пола комнаты внутри студии, которая нависала у нас над головами. Некогда побеленная лестница справа вела к ее закрытой двери.

Оттуда доносились слабые стоны.

— Пошли! — скомандовал Крафт.

Он включил фонарь и обвел им помещение, прежде чем мы поспешили наверх. Пол студии был вымощен кирпичом, как в фермерской постройке. Очаг большого камина зиял в правой стене. На полу валялось несколько сломанных предметов мебели.

— Все в порядке! — крикнул Крафт. — Мы идем!

Дверь у изголовья лестницы была заперта. Но в ней торчал новенький ключ, и Крафт повернул его. Дверь открылась без скрипа.

— Кто там? — с тревогой спросил женский голос.