Они были не одни
Шрифт:
— Мы умираем с голоду, у нас нет даже завалящего кукурузного початка, не то что хлеба, а ты требуешь деньги!.. Где мы их возьмем? Ведь такая суровая зима!.. — пытался убедить сборщика Гьика.
— Меня это не касается. Если вы умираете, умирайте! Но ведь вы еще живы? Значит, должны платить налоги!
— Говоришь, умирать нам, а? Вот чего вы хотите, чиновники, представители власти! Чтобы мы, крестьяне, умирали! Вместо того чтобы прислать нашим голодающим детям хоть горстку муки, являетесь сюда и благословляете нас на смерть! Да разве это правительство? Нет у нас денег, нет! Хоть нож к горлу приставляйте! — гневно воскликнул
Кое — кто из крестьян, слыша эти слова, одобрительно покачивал головой. Но большинство съежилось от страха. Всех поразила смелость и бесстрашие Гьики.
А жандармы уже приготовились. Рако, делая вид, будто греется у печки, довольно потирал руки и думал: «Вот молодец, люблю за это! Теперь уж он не выберется из мешка, который сам себе приготовил. Теперь ему крышка!»
От дерзости Гьики сборщик налогов в первую минуту даже растерялся — его точно дубинкой по голове огрели. Он пристально вгляделся в Гьику: да полно, не сошел ли с ума этот мужик, осмелившийся в его присутствии, в присутствии жандармов говорить такие дерзкие речи? Возможно ли это? Еще ни разу в жизни ему не приходилось выслушивать подобное! Потом он стиснул зубы и, вытаращив глаза, заорал:
— Да как ты смеешь, наглец, поносить правительство?!
— Я только сказал, что мы умираем с голоду и…
— Врешь, ты ругал правительство, изменник! Тьфу! — диким зверем взревел господин Рамо, заглушив спокойный голос Гьики.
Один из жандармов не стал долго раздумывать, шагнул к Гьике и со всего размаху прикладом ударил его по голове. Гьика упал как подкошенный.
— Ой, ой! Убили!.. — возглас ужаса пронесся по комнате.
Что было потом, никто хорошенько не разобрал. Крестьяне бросились вон. Остались лишь Шоро да Селим Длинный. Они подошли к распростертому на полу Гьике и хотели его поднять.
— Убили человека, пусть бог вас за это накажет, — проговорил Шоро.
Господин Рамо побледнел, быстро вскочил с места и при этом локтем перевернул бутылку с чернилами. Чернила разлились по его журналу, а оттуда на брюки, оставив на них длинную черную полосу. Рако Ферра принялся стирать чернила с брюк сборщика налогов.
Несколько минут спустя в комнату с криком вбежала жена Гьики, Рина:
— Ой, ой, что сделали с моим мужем? Бедная я, несчастная я!
Увидела у стенки Гьику, бледного, с обвязанной головой. У него нашлось силы улыбнуться ей. От этой улыбки, оттого, что она застала мужа живым, ей стало немного легче. Но тут Рина увидела жандармов, и кровь бросилась ей в голову. Она подбежала к ним и закричала:
— Палачи! Псы! Хотели убить моего мужа!
Жандармы сначала растерялись: натиск этой молодой красивой женщины ошеломил их. Но они тут же опомнились и изо всех сил оттолкнули ее. Рина отлетела к противоположной стене и упала.
— Палачи! — закричал Гьика. — Бьете беззащитных женщин, нет у вас ни капли чести. Палачи! — он тщетно пытался разорвать веревку, которой жандармы успели его крепко связать.
А Рако Ферра потирал руки и от радости готов был петь и плясать.
На следующий день, ранним утром, один из жандармов препроводил связанного Гьику в жандармское управление Шён-Паля. Гьику обвинили в том, что он публично поносил правительство. Оттуда же для охраны сборщика налогов в Дритас прислали еще троих жандармов.
После двух дней долгих споров господин Рамо реквизировал за недоимки у Ндреко осла, у Шоро —
Большинство крестьян — вернее, все, за исключением Рако Ферра, старосты и их немногих прихвостней, — жалели Гьику, зная, что его ожидает тюрьма.
— Что же у нас за правительство? Стоит громко сказать слово, как тебя изобьют и бросят в тюрьму!
— Вместо горстки муки голодающим крестьянам их бьют, сажают за решетку, последнюю шкуру сдирают!..
— Эх, верно говорил тот гег: правительство, чиновники и беи — все нас притесняют, обирают, душу из нас выматывают. Один только Гьика решился громко сказать правду, да и тот угодил в тюрьму.
Так разговаривали между собой Селим Длинный, Шоро, Барули, Эфтим, Коровеш и другие крестьяне. Но иначе думали и рассуждали Рако Ферра, староста и их немногочисленные сторонники.
— Вот дурак — осмелился вступить в спор с самим правительством!
— И поделом ему, так дураку и надо!
— С правительством шутки плохи! Мигом мозги вышибут!
— И чего полез? Кто его просил?
— Правильно говорят старики: не зазнавайся! А то угодишь в яму!
— И как еще угодил! Вряд ли оттуда выберется.
* * *
Беда, приключившаяся с Гьикой, больше всего опечалила его друзей: Петри, Бойко, Ндони и дядю Коровеша. В тот день, когда произошло это несчастье, Петри лежал больной. Но стоило ему узнать о том, что случилось с Гьикой, как он поднялся с постели и поспешил к Ндреко, чтобы хоть немного поддержать и подбодрить семью несчастного. С дядей Коровешем они советовались о том, как бы вытащить из когтей сборщика налогов осла Ндреко.
Порешили на том, что каждый из них за этого осла отдаст по одной своей козе. И с этими козами Петри, хоть и больной, отправился в Корчу. Продал там коз, и господин Рамо, уступив его долгим упрашиваниям, согласился принять деньги и вернуть Ндреко осла.
После многих недель густого снегопада крестьяне получили наконец возможность добираться до Корчи. На базаре, где они продавали скот, было много народу. Видно, не в одном только Дритасе успели побывать за это время сборщики налогов. Из многих деревень гнали в город на базар скотину, чтобы, продав ее, заплатить налоги и недоимки.
В тот день погода выдалась солнечная, просто душа радовалась. Петри, ведя за уздечку осла Ндреко, решил зайти к Залле. По дороге ему встретились несколько незнакомых крестьян. Один из них, должно быть единственный грамотный, читал вслух газету. До Петри донеслись слова: налоги… отмена… правительство…
Одной из главных забот Гьики было научить крестьян читать и писать. В особенности он требовал этого от молодежи. Сам Гьика постиг эту премудрость еще в армии, а Петри, Бойко и Ндони выучились читать сами. Рина, жена Гьики, Вита и несколько их подруг, занимаясь с ним, уже научились довольно хорошо читать и писать. Женщины по складам читали завалявшуюся у Гьики маленькую книжку, в которой рассказывалось о том, как некогда беи Албании завладели всей землей, закабалили крестьян и заставили их работать на себя. Теперь Петри мог бы и сам прочитать газету, только он еще сомневался — все ли правильно разберет. Ведь в газетах пишут особенным, ученым языком. Не всякому его понять…