Оно

Кинг Стивен

– Ты придерживаешься диеты? – спросил Эдди.

– Да, – сказал Бен. – Свободная диета Бена Хэнскома.

– В чем же она заключается? – спросил Ричи.

– Вам, наверное, неинтересно слушать эту старую историю... – смущенно сказал Бен.

– Не знаю, как остальным, – сказал Билл, – но мне интересно. Давай, Бен, рассказывай. Что превратило Гаргантюа в журнальную модель, которую мы сегодня видим перед собой?

Ричи фыркнул:

– Да, тебя звали Стог, я и забыл.

– Это и не рассказ вовсе, – сказал Бен. – После того лета 1958 года мы прожили в Дерри еще два года. Потом мама потеряла работу, и мы переехали в Небраску, потому что там жила ее сестра, которая предложила

взять нас к себе, пока мама снова не встанет на ноги.

Мама искала постоянную работу в течение года. Но к тому времени, когда мы перебрались в Омаху, я уже весил на 90 фунтов больше, чем тогда, когда вы меня видели последний раз.

Эдди присвистнул:

– Это получается...

– Это получилось 210 фунтов, – сказал Бен угрюмо. – Да, так вот. Я ходил в среднюю школу в Ист Сайд в Омахе и по физкультуре у меня было все плохо. Мальчишки звали меня Туша. Можете себе представить? Все это продолжалось месяцев семь, и вот однажды, когда мы переодевались после физкультуры, двое или трое мальчишек принялись хватать меня за грудь, это называлось у них «наказанием жирных». Очень скоро еще двое присоединились к первым. Потом еще четверо или пятеро. А потом все они начали бегать за мной по раздевалке, потом выбежали в зал и били меня по груди, по голове, по спине, по ногам. Я испугался и начал кричать. А они стали ржать, как сумасшедшие.

Знаете, – сказал он, глядя вниз и поправляя свой браслет, – тогда я в последний раз вспомнил Генри Бауэрса, пока Майк не позвонил мне два дня назад. Мальчишка, который первым начал меня бить, был из деревни, с такими большими руками, и, пока они гонялись за мной, я вспомнил Генри и решил, что все началось сначала. И запаниковал.

Они бежали за мной по залу мимо кладовки, где хранился спортивный инвентарь. Я был голый и красный, как рак. Я потерял чувство собственного достоинства или.., или даже потерял себя. Я не понимал, где нахожусь. Я звал на помощь. А они бежали за мной и кричали: жирная свинья, жирная свинья, жирная свинья! Там была скамейка...

– Бен, не нужно снова переживать это, – неожиданно сказала Беверли. Ее лицо сделалось пепельно-бледным. Она вертела в руках стакан и чуть не уронила его.

– Пусть закончит, – сказал Билл. Бен посмотрел на него и кивнул.

– В конце коридора стояла скамейка, я упал на нее и ударился головой. Они все окружили меня через минуту, а потом чей-то голос сказал: «Все! Хватит, повеселились!»

Это был тренер, он стоял в дверях в спортивных голубых штанах с белыми полосками по бокам и в белой футболке. Представить себе не могу, сколько времени он там стоял. Они все посмотрели на него, кто-то усмехнулся, кто-то стыдливо спрятал глаза, а кто – как ни в чем не бывало. А я расплакался.

Тренер стоял в дверях, спиной к гимнастическому залу, глядя на меня, на мое голое красное тело, глядя, как этот жирный ребенок плачет на полу. Наконец он сказал: «Бенни, почему бы тебе не заткнуть свой сраный рот?»

То, что учитель употребляет такие слова, так шокировало меня, что я на самом деле замолчал. Я посмотрел вверх на него, а он подошел поближе и сел на скамейку, где я валялся. Он наклонился надо мной, и свисток, висящий у него на шее, стукнул меня по лбу. Мне пришло в голову, что он хочет поцеловать меня или что-то в этом роде, поэтому я отшатнулся от него, но он только схватил меня обеими руками за груди и разгладил их, потом убрал руки и вытер их о штаны, как будто взялся за что-то грязное.

«Ты думал, что я буду тебя успокаивать? – спросил он меня. – Не собираюсь. Ты вызываешь отвращение не только у них, но и у меня тоже. По разным причинам, но это только потому, что они дети, а я нет. Они

не знают, почему ты вызываешь у них чувство отвращения, а я знаю. Ты хоронишь свое прекрасное тело, которое тебе дал Бог, под этим слоем безобразного жира. Это просто глупое потакание своим слабостям, и меня тошнит от этого. А сейчас послушай, Бенни, потому что я в первый и последний раз говорю тебе это. Я тренирую футбольную команду и баскетбольную, и команду по легкой атлетике, и скоро буду тренировать команду по плаванию. И я говорю тебе: ты заплыл жиром вот здесь, – и он стукнул меня по голове, как раз в том месте, куда ударил его проклятый свисток. – Вот где у вас всех заплывает жиром. Ты пропустишь мимо ушей все мои слова о диете, о том, что надо сбавлять вес. Такие парни, как ты, никогда этого не сделают».

– Каков ублюдок, – сказала Беверли негодующе.

– Да, – усмехнулся Бен. – Но он не знал, что он ублюдок. Наверное, он смотрел фильм «Д.Ай.» с Джеком Веббом раз шестьдесят и в самом деле думал, что делает мне добро. И, как впоследствии выяснилось, он был прав... Потому что в то время я сам думал о чем-то похожем...

Он посмотрел вдаль, нахмурив брови, и Билла одолело какое-то странное чувство, будто он знает, что Бен собирается сказать дальше.

– Я уже говорил вам, что в последний раз подумал о Генри Бауэрсе, когда мальчишки гнались за мной. Нет, на самом деле последний раз я подумал об этом, когда тренер встал и пошел. Вот тогда я подумал о том, что произошло летом 1958 года.

Он опять заколебался, глядя на каждого, стараясь поймать их взгляды. Потом начал осторожно:

– Я думал о том, как хорошо нам было вместе. Я думал о том, что мы сделали и как мы это сделали, и все это поразило меня; если бы тренер когда-либо увидел бы нечто подобное, он бы, наверное, поседел, а сердце остановилось бы, как старый часы. Это было несправедливо, но и он был несправедлив ко мне. Случившегося было достаточно, чтобы...

– Чтобы свести тебя с ума, – сказал Билл. Бен улыбнулся.

– Ты прав. Я позвал: «Эй, тренер!» Он обернулся и посмотрел на меня.

«Тренер, ты сказал, что работаешь с командой по легкой атлетике?»

«Да, но для тебя это ничего не значит», – сказал он.

«Слушай меня, ты, тупой, твердолобый сукин сын! – сказал я, и рот его широко раскрылся, а глаза почти вылезли из орбит. – Я буду готов к соревнованию в марте, что ты на это скажешь?»

«Я скажу, что тебе лучше попридержать язык, а то плохо будет», – сказал он.

«Я обгоню всех, кого ты выставишь, – сказал я. – Я обгоню самых лучших твоих бегунов. А потом получу от тебя твое сраное извинение».

Он сжал кулаки, и я подумал, что он собирается применить их ко мне. Но он разжал их. «Поговори, поговори, толстяк, – сказал он мягко. – У тебя язык без костей. Но когда ты обгонишь моих лучших, я уйду с работы и пойду на поля собирать зерно». И он ушел.

– И ты похудел? – спросил Ричи.

– Да, – сказал Бен. – Но тренер был не прав. Ожирение началось не в голове у меня, а с моей мамочки. Тем вечером я пришел домой и сказал маме, что хочу немного похудеть. Мы оба выдержали схватку, оба плакали. Она завела свою обычную песню, что я на самом деле не жирный, просто у меня широкая кость, а большие мальчики становятся большими мужчинами, если они много едят. Это была своего рода защита для нее, я думаю. Очень трудно ей было поднимать мальчишку самой. У нее не было ни образования, ни каких-то особых навыков в чем бы то ни было, ничего, кроме желания много работать... А когда она давала мне добавку.., или когда смотрела на меня за столом, как я солидно выгляжу...