Оно
Шрифт:
– Черепаха была тупая, слишком тупая, чтобы лгать. Она сказала тебе правду.., время просто прошло еще один круг. Ты ранил меня.., ты удивил меня, но больше такого не будет. Я – то, что зовет тебя назад. Это Я.
– Ты позвало. Хорошо. Но не Ты одно.
– Твоя подружка Черепаха.., недавно она умерла, старая идиотка блеванула внутри своего панциря и захлебнулась до смерти на галактике или двух. Очень печально. Ты не думаешь? Но и очень странно, обманчиво, как в книге Рипли «Хочешь Верь, хочешь не Верь». Я думаю, это случилось как раз тогда,
– Я не верю этому.
– О, ты поверишь.., ты увидишь на этот раз, мой юный друг! Я собираюсь показать тебе все, включая мертвые огоньки.
Он почувствовал, что голос Его поднимается, рычит и грохочет, наконец он почувствовал полный предел ярости Его, и его охватил ужас. Он добрался до языка сознания Его, концентрируясь, стараясь полностью повторить напряжение той детской веры, в то же время понимая горькую правду того, что Оно сказало: в прошлый раз Оно было неподготовлено. На этот раз.., даже если не только Оно позвало их, без сомнения Оно их ждало.
Но еще...
Он почувствовал свою ярость, чистую и звенящую, глаза застыли на глазах Его. Он ощущал старые шрамы Его, ощущал, что Оно и впрямь ранено и эта рана все еще болит.
И когда Оно швыряло его, когда он почувствовал, как разум покидает тело, он сконцентрировал все свое существо на том, чтобы схватить язык Оно ...и ослабил свою хватку.
4
Ричи
Остальные четверо смотрели, как парализованные. Это было точное повторение того, что случилось тогда, в первый раз. Паук, который, казалось, схватил Билла и собирался пожрать его, вдруг остановился. Глаза Билла сомкнулись с красными глазами Его. Было полное ощущение контакта.., контакта за пределами их воображения, но они чувствовали, как боролись, сталкивались две воли.
Потом Ричи посмотрел на новую паутину и увидел первое отличие.
Там были тела, наполовину съеденные, наполовину сгнившие, все было то же самое.., но высоко в углу висело другое тело, и Ричи был уверен, что оно было свежее, возможно, даже все еще живое. Беверли не смотрела вверх, ее глаза были прикованы к Биллу и Пауку, но даже в том ужасе, в котором он пребывал, Ричи увидел сходство между Беверли и той женщиной в паутине. Волосы длинные рыжие. Глаза открыты, но остекленели и недвижимы. Струйка слюны спускалась от губ до подбородка. Она была привязана к главной нити паутины легкой паутинной сбруей, обмотавшей ее талию и обе ее руки. Так она и болталась полусогнутая, ноги были свободны и обнажены.
Ричи увидел другое тело, разлагающееся внизу паутины; этого человека он никогда прежде не видел.., но все-таки в глубине сознания он отметил почти бессознательно сходство со взрослым, безжалостным Генри Бауэрсом. Кровь лилась из обоих его глаз, собираясь в лужицу вокруг рта и на подбородке. Он...
Затем Беверли начала кричать:
– Что-то случилось! Что-то случилось! Сделайте что-нибудь, ради Бога! Может кто-нибудь что-нибудь сделать?
Ричи снова посмотрел на Билла и Паука.., и полуощутил, полууслышал смех монстра. Лицо Билла стало вытягиваться каким-то неуловимым образом. Кожа сделалась пергаментно-желтой и прозрачной, как у очень старого человека. Глаза замутились.
"О, Билл, где ты?" Ричи видел, как неожиданно у Билла из носа ручьем хлынула кровь. Рот его искривился в попытке закричать.., и снова Паук наступал на него. Оно поворачивалось, держа жало наготове.
Оно убьет его.., убьет его тело, даже.., если его сознание где-то далеко. Это означает, что Оно закроет ему путь к возвращению навсегда. Оно одерживает победу... Билл, где ты? Ради Бога, где ты?
И откуда-то очень ясно, с какой-то невообразимой дистанции он услышал голос Билла, его крик.., и слова, хотя и бессмысленные, но кристально-ясные, полные боли и (Черепаха мертва, о Боже, Черепаха действительно мертва) отчаяния.
Бев снова передернуло, и она заткнула уши, чтобы не слышать этот туманный голос. Жало Паука вырастало, и Ричи внимательно рассматривал его, улыбаясь во весь рот, и вдруг сказал одним из своих лучших Голосов Ирландского Полицейского.
– Здесь мы, здесь, моя дорогая девочка! Что, черт возьми, ты собираешься делать? Довольно! Прекрати болтать, иначе я сниму твои штанишки и отшлепаю как следует!
Паук перестал смеяться, и Ричи почувствовал новый подъем рева от злости и боли внутри Паука. Ему больно, -победно подумал он. – Что вы скажете! Ему больно! И думаете, почему?
Я СХВАТИЛ ЕГО ЗА ЯЗЫК! Я ДУМАЮ, ЧТО БИЛЛ КАК-ТО УПУСТИЛ ЕГО. НО КОГДА ОНО ОТВЛЕКЛОСЬ, Я ПОЙМАЛ ЕГО...
Затем, крича на него, Оно вызвало рой разъяренных пчел из своего сознания, вышибло Ричи из его тела и швырнуло в темноту. Ричи смутно сознавал, что Оно старается стряхнуть его с себя. И Оно хорошо выполняло свою работу. Ужас охватил Ричи, но потом он сменился ощущением космической отчужденности. Беверли, вспомнил он, показывала, как играет в куклы, укладывает их спать, прогуливает собачку и путешествует по миру, а он рассказывал обо всем этом на своей гитаре «Дункан». И вот он здесь, Ричи – музыкант, а язык Оно – это струна. Он здесь, и это уже не выгуливание собак, а, может быть, выгуливание Паука – что может быть смешнее?
Ричи засмеялся – невежливо, конечно, смеяться с полным ртом, но он не сомневался, что здесь никто не читал о Хороших Манерах. Это заставило его рассмеяться еще сильнее, и он еще сильнее вцепился в язык. Паук закричал и стал стряхивать его с еще большей яростью. Оно завыло одновременно от злости и удивления – Оно полагало, что только писатель может бросить ему вызов, а теперь еще этот человек, который смеется, как глупый ребенок, схватил Его за язык, когда Оно менее всего ожидало это.
Ричи чувствовал, что скользит куда-то.
Подержитесь немного, сеньорита, мы вместе пойдем туда, или я продам вам лотерейный билетик, по которому все выигрывают, клянусь именем матери.
Он снова почувствовал, как его зубы сильнее вцепились в язык Его. И одновременно Оно впилось своими ядовитыми зубами в его собственный язык. И все равно ему было смешно. Даже в темноте, несясь следом за Биллом, когда только язык Его связывал его с остальным миром, даже страдая от боли, которую причиняли ядовитые зубы Его, застилая его сознание красным туманом, ему было чертовски смешно.