Опал императрицы (Опал Сисси)

Бенцони Жюльетта

– Значит, она живет в Гальштате?

– Поговорим об этом позже, если позволите! Господа, разрешите представить вам моего кузена, графа Голоцени, он служит в управлении иностранных дел.

Мужчины обменялись рукопожатиями, что, впрочем, отнюдь не способствовало росту взаимной симпатии: рука кузена была вялой, что ненавидели оба – и Альдо, и Адальбер. Они по очереди сжали безвольные пальцы. Зато взгляд дипломата был холодным и острым, как никогда: появление возле его кузины двух полных сил и довольно привлекательных иностранцев никакого удовольствия

ему не доставило. Альдо, которому граф понравился не в большей степени, чем он тому, поспешил откланяться.

– Власти не замедлят сюда явиться, – заметил он, обращаясь к хозяйке дома. – Думаю, вам лучше принять их без посторонних. Если мы вам понадобимся – мы будем в гостинице «Елизавета».

– Надеюсь, не я вас спугнул? – почти елейным тоном осведомился граф.

– Никоим образом, – солгал Морозини. – У нас много дел, и к тому же мы хотели бы немного отдохнуть, тем более благодаря вашему присутствию, граф, мы можем надеяться, что госпожа фон Адлерштейн не подвергается более ни малейшей опасности. Чего нельзя было сказать до сих пор. Хорошенько ее охраняйте!

– Положитесь на меня! Я о ней позабочусь.

Предельно торжественный тон, каким были произнесены эти слова, как нельзя лучше соответствовал совету, данному Альдо – хотя, впрочем, это было скорее предупреждение, чтобы не сказать – угроза.

– Пожалуйста, приходите вечером, – попросила старая графиня, охваченная внезапным порывом, вызванным, должно быть, тревогой за внучку. – К тому времени будут новости, и вы поужинаете вместе с нами.

Оба друга, с охотой приняв приглашение, откланялись, вышли и молча сели в машину. Только когда они отъехали подальше, Адальбер выплеснул свои впечатления:

– Что за гнусный лицемер! Готов положить руку в огонь голову дать на отсечение, что этот человек по самую шею в заговоре против бедняжки Эльзы!

– Можешь сделать это без опаски! Ни голове, ни руке ничто не угрожает.

– А не опасно ли оставлять «бабушку» наедине с ним?

– Если он предпримет что-то против нее, то этим себя обнаружит. Не думаю, что он до такой степени безрассуден...

– Тогда зачем он явился? Не кажется ли тебе странным внезапное желание поохотиться, которое привело его в Рудольфскроне?

– Напротив, это совершенно естественно! Свободный доступ в дом, которым он пользуется, идеально устраивает его сообщников. Он пришел взглянуть, как дела у графини, проверить, знает ли она о несчастье и что по этому поводу думает, и, может быть, подать кое-когда... разумный совет.

– Да как же такая умная женщина может ему доверять? С первого взгляда видно, что он насквозь фальшивый!

– Это ее кузен. Ей ни на минуту не приходило в голову, что он способен ее предать. Хуже всего то, что его появление помешало нам признаться и предостеречь ее... А сейчас отвези-ка меня на вокзал!

– Зачем? Разве ты не собираешься хоть немного поспать?

– Посплю в поезде. Хочу съездить в Зальцбург и взять там напрокат машину – не такую заметную и, по возможности, менее шумную. Это же не

автомобиль, а прямо-таки рекламное ревю... а нам надо бы передвигаться незаметно!

– Только оставь свои княжеские замашки и не возвращайся на «Роллсе», – проворчал Адальбер, уязвленный в своей любви к маленькой красной тарахтелке.

Альдо вернулся под вечер на сером «Фиате», скромном и незаметном, как монашеское платье. Автомобиль был надежен, легок в управлении и почти бесшумен, но Морозини пришлось его купить. В городе Моцарта напрокат давали только огромные лимузины да еще с шофером в придачу.

Довольный своей покупкой, он поставил машину под деревьями на берегу Трауна, неподалеку от гостиницы, спокойно проспал часа два, после чего принялся приводить себя в порядок, готовясь к ужину в Рудольфскроне. Адальбер куда-то ушел.

Альдо вытирался после душа, когда археолог, даже не постучавшись, ворвался в ванную. Глаза у него горели, щеки разрумянились, а светлые волосы были взлохмачены сильнее обычного.

– У меня куча новостей, – завопил он, – и не каких-нибудь! Во-первых, на вилле кто-то появился: ставни открыты, из труб валит дым... Кстати, насчет дыма, не дашь ли ты мне сигарету? У меня кончились...

– Возьми на секретере, – сказал Альдо, едва успевший обмотать бедра полотенцем. – Действительно, новость, но у тебя, похоже, в запасе есть и другая? Ты сказал «во-первых».

– Другая еще лучше, поверь мне! Пока я бродил вокруг дома с усталым видом скучающего туриста, подъехала машина и остановилась у ворот, те почти сразу распахнулись, но недостаточно быстро для того, чтобы помешать мне разглядеть пассажира. Ни за что не угадаешь, кто это был!

Даже и пробовать не стану, – смеясь, ответил Альдо, – Не хочу лишать тебя удовольствия, – прибавил он, поднося бритву к намыленной щеке.

– Положи-ка пока это орудие, – посоветовал Адальбер, – не то сам лишишься уха! В машине сидел граф Солманский.

Ошеломленный Морозини перевел взгляд с лезвия на довольную физиономию друга.

– Что ты сказал?

– То, что ты слышал. Охотно допускаю, что в это трудно поверить, но нет ни малейших сомнений – это действительно был наш милый Солманский, нежный тесть бедняги Эрика Фэррэлса, а в будущем, как знать, может, и твой. Все при нем: дурацкий вид, римский профиль и монокль. Если только это не его безупречный двойник, значит, он собственной персоной.

– Я думал, он в Америке.

– Надо полагать, теперь его там нет. Ну а что до того, чем он занимается здесь...

– Нетрудно догадаться? – предположил Морозини, уже успевший прийти в себя и собравшийся продолжить бритье. – Во вчерашней драме без него, конечно, не обошлось. Я был почти уверен, что эта Гуленберг причастна к двойному убийству, теперь же голову даю на отсечение. То, что Солманский у нее появился, – все равно что расписка в этом. Мы оба знаем, на что он способен...

– ...особенно когда речь идет о камнях из нагрудника. Откуда он мог узнать, что это – тот самый опал?