Опалы для Нефертити

Бобев Петр

Он обмяк. Голова бессильно поникла на колени Марии. Она посмотрела на своего брата, словно хотела сказать: «Скончался!» Но жизнь еще теплилась в черном мускулистом теле.

— Я отправился на поиски племени своей матери. Но и они отвергли меня. Однажды вечером я нашел в хижине магическую кость. Племя обрекало меня на смерть. И я сбежал. Преследуемый, словно собака динго, я вернулся в Ахетанон во дворец, к каменным чудовищам, среди которых единственный образ ласково смотрел на меня — образ Нефертити. И я стоял, впиваясь глазами в это лицо. А сердце мое рыдало. Нефертити, казалось, говорила мне: «Чего тебе здесь не хватает? Зачем тебе и белые, и черные? Останься со мной! Стань хозяином этого дворца, славного Ахетанона! Может быть, как раз ты и есть один из моих потомков, вернувшихся после Белой гибели с какого-нибудь острова?» И я поверил выражению гордого ее взгляда. Поверил ей, потому что она была гонима, как и я, и она потеряла свое счастье. И вопреки всему создала новое царство.

— Здесь я нашел все, о чем даже и не мечтал! богатство, славу, величие. Я стал обладателем миллионов, миллиардов, стал богаче всех. В старом огромном кувшине я обнаружил опиум. Попробовал курить, и это мне понравилось. После каждой порции я все больше чувствовал свое величие. Затем я встретил Бадангу. Окрестил его египетским именем Эхенуфер. Предложил и ему опиума. И он послушно пошел за мной. Собрали мы и других. Я сказал им: «Я — великий волшебник. Я завладел вашими душами. Верну их вам, если будете послушны. А сейчас лишь иногда буду отправлять вас в Страну блаженства. Если будете слушаться меня, души ваши навсегда поселятся там». Опиум сделал их покорными.

Умирающий снова притих. Долгая исповедь быстро истощала его. Но он заговорил снова:

— Каждый день я открывал новый проход, какую-нибудь новую надпись, новый папирус. Однажды я нашел урну с какими-то зернами, на которой был выбит один-единственный иероглиф: «Проклятье». Я понял, какую власть держу в руках. Ослепленный жаждой мести белым и черным, — я засеял эти семена. Они не взошли, как и тысячи лет назад. Но зараза поползла по траве, перебросилась на кусты и деревья, выжгла окрестности. Я уже видел свое торжество, видел конец жизни, которую ненавидел. Я был по-своему счастлив, пока не пришла ты. Тогда я понял, что никакой я не бог. Что я просто человек, жалкий человек…

В его глазах сверкнули слезы.

— Мне страшно, Нефертити! Я не могу вынести мысли о том, что совершил. Неужели я сумасшедший?

Показалось, что он перестал дышать. Крум попробовал нащупать пульс. Но жизнь все еще не покидала его.

— Нефертити, слушай! Самое важное… Я нашел один папирус, может быть, последнее известие того страшного времени. Всего несколько строк: «Да будет известно тому, — говорилось в нем, — кто прочтет этот папирус, что возле медных рудников фараона не побелело ни одно дерево, ни одна травинка, ни один цветок». И я попробовал. Посыпал налетом, соскобленным со старого шлема, цветок в одном горшке. И он остался здоровым…

Мария склонилась совсем низко, с изумлением вслушиваясь в эти слова. Она уже едва различала их.

— Нефертити! Прошу тебя, останови Белую гибель… Я не бог…

Рука его поползла по черной груди, нащупывая подвешенный на цепочке огромный опал.

— Возьми, Нефертити! Вспоминай иногда о слабом человечке…

Последних слов Мария уже не расслышала. Она скорее догадалась, что он хотел сказать. Она погладила его волосы, с которых давно свалился золотой урей. И неожиданно вздрогнула, почувствовав холод смерти. Фараон не дышал.

Словно поняв, что произошло, попугай прокричал:

— Падите ниц перед божественным фараоном…

Мария закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

Глава XVII

После взрыва Гурмалулу вместе с чернокожими воинами бросился бежать по крутому оврагу — единственному выходу на равнину. Кругом высились угрожающие и причудливые скалы, подобные каменному лесу. Далеко внизу белела, как снег, высохшая саванна.

Гурмалулу услышал, что кто-то зовет его по имени. Он тревожно огляделся по сторонам. За скалой увидел лежащего на земле Тома Риджера. В мгновение ока Гурмалулу развязал его.

Том слышал, как разговаривали Крум и Мария, но не отважился напасть. Он не знал, вооружен ли Крум, а выйти просто так, не зная, как его встретят, не посмел.

И когда трое — брат, сестра и Бурамара — исчезли во мраке, он схватил за руку Гурмалулу.

— Помнишь? Ты — мой бумеранг!

— Помню, — промямлил чернокожий.

— Во что бы то ни стало ты должен убить мистера Крума!

— А почему мистер Том сам его не убьет? У него есть гром.

— Потому что он не подпустит меня к себе.

— Он убьет бедного Гурмалулу!

— Крум никого не убивает. Да и ты не такой уж дурак, чтобы позволить это.

— А виски?

— Чем раньше покончишь с этим делом, тем скорее получишь виски.

В сумерках Риджер и проводник спустились на равнину. Ночевали в километре от костра, возле которого легли спать Крум и Мария. Гурмалулу попробовал подкрасться к ним, чтобы побыстрее выполнить свою задачу, но Бурамара не спал.

На рассвете, когда трое снова отправились в путь, Том и Гурмалулу последовали за ними. Гурмалулу настигнет, а Том Риджер будет идти на расстоянии, чтобы никто ничего не заподозрил.

— А по дороге есть вода? — спросил Том.

— Есть! — заверил его Гурмалулу. — В нескольких местах. Раскопаешь песок, и снизу появляется вода.

— А как я узнаю, где копать?

— Там сверху всегда вьются мушки.

Острый взгляд туземца заметил змею, на мгновение высунувшую голову из норы. Гурмалулу ударом камня расплющил ей череп. Затем вытащил ее, испек на костре, и они быстро поели.

Обгладывая змеиные позвонки, Том случайно обернулся и вскочил на ноги. В ста метрах стоял человек, обросший бородой, оборванный, качающийся от усталости.

— Гарри! — воскликнул Том, узнав его.

Человек вздрогнул. Глаза его округлились от страха.

— Что ты здесь делаешь, Гарри?

Плешивый медленно приблизился.

— Умираю с голоду, — пробормотал он. — Дай что-нибудь поесть!

— Ничего не осталось! А ты почему не застрелишь какую-нибудь дичь?