Опалы Нефертити
Шрифт:
Один за другим начали подниматься мужчины. Они потягивались и выпрямлялись. Каждый начинал заниматься тем, что ему первым приходило в голову — одни укрепляли наконечники на копьях, другие чинили силки, третьи, усевшись скрестив ноги, выщипывали из головы и бород седые волосы. Им кажется, что так они забудут о старости. Только Джубунджава перестал уже выщипывать седые волосы. Он смирился со старостью, и сейчас голова его походила на копну побелевшей травы, что росла к западу от стана.
Скоро проснулись и дети. Окрестности огласились их веселыми криками. С гомоном и визгом они носились, словно маленькие кенгуру. Никто не одергивал их, никто не мешал им играть. Пусть себе носятся, пусть падают, пусть обдирают коленки. Одно дело — рассказывать о колючках, другое — самому уколоться. Дети носились по степи, но и в играх они не забывали об обязанностях каждого черного человека. И поэтому в играх подражали взрослым. Девочки выкапывали из земли коренья и личинки, мальчики гонялись за ящерицами и змеями и собирали в свои сетки острые камни, которые могли бы послужить наконечниками для копий или лезвиями для ножей.
Джубунджава подошел к разожженному огню, закашлялся от дыма, а когда немного отдышался, сказал:
— Пусть женщины принесут женскую пищу. Мы объелись мясом.
Он был прав. Им надо было найти что-нибудь растительное, чтобы разнообразить свою пищу. Они не привыкли есть так много мяса.
— Я хочу, чтобы женщины принесли побольше женской пищи, —добавил он.—Чтобы надолго хватило. Плохие дни ожидают нас. Злые духи покинули пещеры Радужной Змеи. Их огненное дыхание выжгло листву. Не к добру это изобилие. Оно означает, что трава выгорела повсюду. И только у нас она еще держится. А вы знаете, что это означает?
— Это значит, что мы должны перейти на другое место! — высказался один молодой мужчина. Было видно, что мысль о путешествии доставляла ему удовольствие. Надоела ему эта стоянка.
— А знаете ли вы, через сколько дней мы найдем пищу? Может, и там трава побелела, как моя борода?
Пока мужчины разговаривали, женщины двинулись в поле. Малыши сидели у них на плечах, ухватившись ручонками за волосы матерей. За спинами у женщин висели сетки, сплетенные из собственных волос, куда они складывали все, что собирали. В руках они держали колышки для выкапывания кореньев. Они знали — Джубунджава слов на ветер не бросает. Нужно было набрать много луковиц и кореньев, собрать больше плодов, чем они могут съесть, чтобы остались запасы на дорогу. Вечером они придавят их тяжелыми камнями, чтобы из них вышла вся влага. сплющат их, чтобы слепить в комки, которые можно хранить долго и легко переносить.
За ними, но в противоположном направлении, вышли мужчины со своими плетенками, подвешенными к поясу. В левой руке они держали по нескольку дротиков, а в правой — лангуро, приспособление для их метания. Но лангуро служит не только для того, чтобы удобнее метать дротики. Оно служит также топором и ножом, когда нужно освежевать и разрезать тушу убитого животного. В него собирают кровь и перья птиц, которыми чернокожие украшают себя для танцев. А оказавшись вдали от селения, люди добывают с их помощью огонь трением.
Неподалеку от стоянки охотники встретили несколько одичавших коз. Однако не тронули их. По привычке они избегали убивать любое животное, которое появилось в их стране вместе с белыми пришельцами: козу, осла, верблюда, буйвола, корову, овцу. Они помнили, как еще совсем недавно белые фермеры устраивали облавы и истребляли целые племена из-за одной убитой овцы. Обе стороны не могли понять друг друга. Для белого скотовода это означало грабеж, посягательство на священную частную собственность. Для черного охотника всякое существо в его охотничьем районе было законной добычей. Верх взяло право более сильного. Черные научились не трогать скот белых, но так и не поняли, почему. И так как им не удалось вникнуть в премудрость закона собственности, они так и не научились отличать козу с фермы от одичавшей бесхозной козы. И ради того, чтобы жить в мире, они ограничивались дичью, на которую охотились их прадеды: кенгуру, эму, вомбатой, опоссумами, змеями, ящерицами и птицами. Скот белых людей стал для них табу.
В это время, пригнувшись к земле, женщины шли цепью по полю. В селении остался только Джубунджава, который поддерживал огонь, и одна больная старуха, которая, даже если сегодня-завтра не умрет, должна будет остаться здесь, когда племя двинется дальше. Такова участь каждого, кто доживает до старости.
И никто, абсолютно никто не взглянул на лежащего за пределами стана Гурмалулу. Даже Руби. С исцарапанным в кровь лицом, посыпав голову пеплом, как настоящая вдова, с невидящим взором она прошла мимо него. Не взглянули на него и его дети. Джубунджава запретил им это, чтобы не пробуждать в осужденном желание жить, не продлевать его муки в борьбе со смертью.
Гурмалулу продолжал лежать на том же месте. Эти несколько дней он не ел, не пил и сейчас, истощенный и похудевший, походил на скелет. Неподвижный скелет. Даже зрачки его глаз под опущенными веками не двигались. Безучастно он ждал смеха кукабурры, чтобы оборвать последнюю нить с жизнью. А бессмертный мальчик Табала молчал. Издевается он, что ли, над ним? Или же вина его была столь велика, что ему надо было выдержать до конца и эту муку?
Гурмалулу должен был умереть. На его могилу положат лангуро, как втыкают колышки над могилами женщин. Чтобы эти вещи были у них под рукой, когда они снова вернутся на землю. В изголовье положат уголек, чтобы он смог разжечь огонь, если ему будет холодно. И дух его будет скитаться, как белый человек, до тех пор,пока не поселится в красивом камне, напоминающем формой человеческую голову. Все меняется. Когда-то, в далекие времена, животные были людьми, а люди могли превращаться в животных и ходить по небу. Луна была мужчиной, а солнце — женщиной. Во что же превратится Гурмалулу? Во что угодно — в камень, в животное, только не в чернокожего!
Вот и Руби! И она уже не замечала его. Может быть, он уже умер? И уже стал духом, который сейчас отдыхает, прежде чем тронуться в путь? Поэтому его и не замечают? Гурмалулу приоткрыл глаза. Нет. Он еще не был мертвецом. Кожа его все еще была черной. А духи — белые. Он узнает, что умер, когда побелеет.
Руби! Давно ли было это? Прежде чем взять ее в жены, он ударил ее своим копьем по голове. Однажды на вчерашнем следе своей ноги он увидел ее след. А когда женщина наступает на след мужчины, это значит, что он ей нравится. И она ему нравилась. И тогда он наступил на ее след. Она должна была понимать сейчас его чувства.
Все смешалось у него в сознании. Воспоминания метались в голове, словно летучие мыши. Они возникали незаметно и так же незаметно исчезали. Вот праздник «коробори»! Гурмалулу танцует. Танцует неистово, до головокружения. Никто не может танцевать так, как он. Но и это было раньше, до виски... Или вот — отряд мстителей идет по степи. Чужое племя выкрало у них девушку. Они должны настигнуть похитителей и наказать их. Во главе отряда — Гурмалулу. Вот они догоняют врагов. Воины выстраиваются друг против друга. Враги мечут копья, а Гурмалулу ловко их ловит и переламывает. И в то же время шутит... Неприятель бежит. Один из врагов убит. Гурмалулу отрезает палец его правой руки, чтобы душа его не могла метать копья, не могла мстить... Но и это было давно, намного раньше, чем он приложился к первой бутылке... Сейчас ему не хочется ни любить, ни петь, ни танцевать. Не хочется ему даже виски пить. Ему хочется только умереть.
Почему же не смеется Табала?
Внезапно Гурмалулу встрепенулся. Джубунджава прокричал что-то и наклонился к огню. Он бросил в костер свежую листву и землю. Над костром поднялся дым. Старик взял в руки циновку, сплетенную из травы, и накрыл ею костер, после чего быстро поднял ее. В воздух поднялся клуб дыма. Потом старик снова накрыл костер. Выпустил два клуба дыма, а затем оставил струю дыма беспрепятственно подниматься в воздух прямым столбом.
С помощью дыма Джубунджава говорил. Но с кем? Не поворачиваясь, Гурмалулу только скосил глаза. На западе, за далекими дюнами, в тихий воздух поднимались такие же клубы дыма.