Опасайся взгляда Царицы Змей (Зеленый омут)
Шрифт:
Богдан с трудом добрался до старухиной руки, погребенной под грудой тряпья.
– Видишь? – прошептала Алена, почему-то оглядываясь. – Даже одежда как будто не ее, а на пять размеров больше! Ну, что, есть колечко?
На безымянном пальце мертвой руки отчетливо выделялся след от кольца, которое носили много лет, не снимая. Но самого колечка не оказалось.
ГЛАВА 10
Никита любил подмосковную осень, желто-красную, с лазурным холодным небом по утрам и прозрачным звенящим воздухом, с обильным урожаем опят, которые в несметном количестве покрывали лесные поляны и опушки, с запахом хвои и рябиновых ягод, с особенной гулкой тишиной, предвещающей первый полет крупного
В такие дни он разводил во дворе костер из палых листьев, синий дымок которого ровно уходил ввысь, в безветренное ледяное небо, и долго любовался игрой огня. Он всегда делал это в одиночестве, а эта осень оказалась необычной. Впервые Никита разделял ее с женщиной.
Наступили самые прекрасные дни в его жизни, полные волнения и подъема, нетерпеливых и сладостных ожиданий.
– Люблю запах горящих листьев… Чем-то он мне напоминает Бунина, или чеховский «Вишневый сад».
– Почему именно «Вишневый сад»?
– Не знаю…– Валерия задумалась. – Наверное, потому, что в бабушкином саду осенью всегда пахло дымом вишневых поленьев. У нас вдоль забора росли огромные старые вишни, много веток приходилось обрезать, потом ими растапливали костры…
– Ты скучаешь по саду своего детства?
– Нет, – легко ответила Валерия. И это было правдой: она вспоминала дни своей юности без тоски и желания вернуться туда, снова стать маленькой и беззаботной. – Я скучаю по работе.
Валерия жила в Москве, в однокомнатной квартире, преподавала английский в университете. Но основной ее заработок составляли переводы. Здесь, у Никиты, где она чувствовала себя в безопасности после ужасных событий, перевернувших всю ее налаженную жизнь, она погрузилась в отдых и лень, чего не позволяла себе долгие годы.
У нее был грустный и сложный роман с Женей Ковалевским, известным и преуспевающим мужчиной, ювелиром по профессии и бизнесменом по призванию. Женю убили летом, когда на клумбах и в палисадниках старых московских дворов пышно цвели георгины, горький запах которых вызывал у нее кашель и слезы. Она все еще немного кашляла с тех пор.
В дом Никиты ее привез незнакомый человек, спасший ей жизнь. Убийцы Жени теперь охотились за ней, а она даже не знала, почему. Возможно, разгадка крылась в серьге с рубином старинной работы, которую ювелир показывал ей перед смертью. Рубин был действительно необычным – огромным, гладким, ярко-светящимся изнутри то алым, то густо-малиновым, то кроваво-бордовым. Камень не то чтобы блестел или сверкал – он жил своей собственной таинственной и огненной жизнью, проникая в самое сердце каждого, кто смотрел на него.
Валерия закрыла глаза и вздохнула.
– Тебя подвезти поближе к костру?
Никита был инвалидом с детства и передвигался в коляске. Впрочем, с некоторых пор она была нужна ему все реже и реже. Этот высокий, красивый, прекрасно сложенный мужчина вовсе не выглядел немощным. Он уже мог ходить самостоятельно, но быстро утомлялся. Натренировать свое тело так, чтобы быть как все здоровые люди, и даже превзойти их, – вот что составляло мечту Никиты. Изнурительные тренировки, которые он придумал сам для себя, и непоколебимое намерение сделали свое дело. Теперь осталось отшлифовать детали. Это уже был вопрос времени.
– Нет, спасибо! Давай лучше прогуляемся!
Валерия помогла ему встать, и они не спеша пошли вглубь одичавшего, заросшего старыми яблонями сада. В кустах черноплодной рябины копошились воробьи и синицы. Изредка огромная сизая ворона слетала с верхушки раскидистой груши, садилась на забор и неодобрительно косилась блестящим глазом-бусинкой.
– Интересно, о чем она думает? – спросила Валерия.
– Что весь этот мир есть «суета-сует и всяческая суета»! – засмеялся Никита. Он был счастлив и вполне осознавал это. Мир с его бестолковой «суетой» был ему близок и понятен, вызывая желание постигать его, впитывать и ощущать каждое дуновение ветерка, запах опавшей листвы, засохшие сиреневые цветы
– Может быть, вернемся в дом? Хочется горячего чая, коньяка и бутербродов с мясом!
– С удовольствием!
Никите нравилось, что у Валерии полное тело, которое она любила, совершенно не стесняясь своей полноты, не признавая никаких диет, голодовок и прочей дребедени, на которых женщины бывают просто помешаны. Она любила вкусно поесть, считая еду одним из наслаждений жизни. А в наслаждениях она себе отказывать не собиралась. С какой стати? У нее была своя собственная философия на этот счет, которая выражалась в том, что у жизни надо брать все, что она дает. А то, что она не дает, надо тоже брать, только не нахрапом, а изящно, как бы играючи.
– Чтобы взять у жизни то, что само не дается в руки, надо быть виртуозом! – сказала она Никите однажды вечером за кофе и партией в карты. С чем он сразу же согласился. Он знал до сих пор только один взгляд на жизнь и все, что в ней происходит, – свой собственный.
С появлением Валерии Никита сделал неожиданное и приятное открытие: оказывается, смотреть на мир глазами другого, близкого и дорогого существа, занятие не только интересное, но здорово захватывающее. Это словно открывать невиданную доселе Ойкумену, [41] населенную другими, незнакомыми героями, чей первобытный, пышно цветущий лес манит тропическими ароматами и яркими цветами, раскрывая свои влажные зеленые объятия навстречу незнакомому путешественнику. Стоя на пороге великих тайн, он прислушивается к замиранию своего сердца и делает глубокий вдох, перед погружением в неизведанные глубины, полные кораллов и жемчуга, а возможно, сокровищ древних кораблей, чьи покрытые ракушечником останки вросли в морское дно, а некогда гордые мачты поникли под тяжестью времен и толщи песка и воды.
41
Ойкумена – населенная человеком часть земли.
С детства прикованный к инвалидному креслу, Никита исследовал свою «землю обетованную», мысленно проникая в самые потаенные и недоступные ее уголки при помощи своего воображения, или, может быть, иным способом, который трудно объяснить, но которым легко пользоваться. Вот Никита и пользовался, иногда пытаясь найти этому подходящее определение, но чаще просто получая удовольствие и испытывая удивительные переживания.
Валерия оказалась первым человеком, которого он не только посвятил в таинства своей вселенной, но перед которым почти без раздумий распахнул самые сокровенные уголки души, куда не было доступа даже горячо им любимой и почитаемой бабуле, которой с детства доверялись все секреты мальчика Никиты. Ему захотелось, чтобы Валерия была рядом с ним во время этих мысленных путешествий, и он предложил ей попробовать. Долго объяснять, как это достигается, ему не пришлось. Женщина как будто всю жизнь сама предавалась подобным развлечениям, настолько легко и просто у нее получалось все то, что делал Никита, плюс ее собственные лабиринты памяти или подсознания, куда она то и дело сворачивала, переживая потрясающие вещи и рассказывая о них.
Постепенно Никита почувствовал, что он запросто может следовать за ее воображением или воспоминаниями, или видениями – они оба затруднялись дать этому подходящее название – и ощущать все то же, что и Валерия. Словно глядя на экран и следя за событиями захватывающего или страшного фильма, незаметно сам становишься его участником, воспринимая происходящее не снаружи, а как бы изнутри.
Валерия рассказывала ему о своих «индийских снах», которые видела до знакомства с ним, и это так захватило ее, что продолжение истории развернулось перед ее внутренним взором во всем своем пышном великолепии и смертельной истоме трагической развязки…