Опасная колея
Шрифт:
— Его королевское высочество, Фридрих Франц Мекленбургский является генералом русской армии! Он одобрит ваши действия! — парировал Ивенский, чувствуя, что дядюшка уже готов сдаться.
— Всё равно. Мне нужен предлог для задержания, пусть даже самый малый. Иначе нельзя!
— Он кидал яблочные огрызки в фонарный столб! — заявил Роман Григорьевич. — Лично мне было бы неприятно, если бы в моей стране иностранцы стали так небрежно обращаться с мусором! Налицо явное нарушение общественного порядка!.. Ах, уходит, уходит!
— Не
Тотчас будто из-под земли возникли двое городовых с саблями, в синих мундирах с золотыми пуговицами и красными обшлагами, в черных шлемах с золотым орлом и чем-то вроде пики на макушке — великолепные до невозможности.
Один короткий приказ — и нарушитель общественного порядка схвачен, скручен и водворён в участок, или как тут у них в неметчине называется место, куда водворяют злоумышленников.
— Взяли, взяли! — прискакал радостный Удальцев. — Идёмте допрашивать?
— Не стоит спешить, — остановил его порыв господин фон Крон. — Пусть посидит в камере до утра, подумает о жизни. Известно ли вам, что томительное, многочасовое ожидание допроса порой развязывает языки не хуже самой изощрённой пытки? Завтра вы его допросите, и если он сознается в своём преступлении — сможете через российского консула обратиться с прошением о выдаче заговорщика вашим властям. Если будет упорствовать, либо его вина вдруг не подтвердится — что ж, ночь под арестом будет хорошим уроком нарушителю общественного порядка.
— Разве? — усомнился Тит Ардалионович. — Мне кажется, он просто ляжет и будет спокойно спать.
— О, — рассмеялся фон Крон чуть снисходительно, — уж поверьте, дитя моё: впервые оказавшись под арестом, люди, как правило, очень редко «спокойно спят»!
Дядюшка Фердинанд оказался прав. Наутро вид у заговорщика Сержа был самый плачевный: лицо бледное, глаза обведены чёрными кругами, костюм измят до безобразия — видно, что в нём всю ночь ворочались с боку набок. Но окончательно пасть духом он не успел: держался вызывающе, прямо с порога взвинчено закричал по-немецки:
— Господа! Я решительно не понимаю, на каком основании был арестован! Что за произвол? Я российский подданный, я стану жаловаться в консульство! Вы ответите за самоуправство и оскорбление Российской империи!
Роман Григорьевич выслушал сию гневную тираду со скучающе-равнодушным выражением, у него даже глаза сделались какие-то особенные, чужие, будто остекленели — Удальцеву и то стало жутковато. А выслушав, обронил холодно:
— Имя, фамилия, род занятий?
— Что? — звук родной речи заставил Сержа вздрогнуть.
— Назовите себя, — терпеливо пояснил Роман Григорьевич, небрежно помахивая бумагой, изъятой у задержанного накануне. — Таисьев Сергей Викентьевич, русский, мещанин, неженатый, студент оккультного факультета Дерптского университета,
— А что, у вас есть основания сомневаться? — возмущённо осведомился тот.
— Таков порядок допроса, — Ивенский продолжал хранить иезуитское спокойствие. — Вы должны лично подтвердить, верны ли эти данные.
— На все сто процентов! На двести! Что дальше?
— А дальше вы подробно и обстоятельно изложите всё, что вам известно о заговоре.
— Что за бред?! — взвился Таисьев, то ли в самом деле не понимая, то ли искусно притворяясь. — Какой ещё заговор?! Я российский подданный, я всего три дня назад прибыл в вашу страну, в гости к друзьям. Я ни малейшего представления не имею о ваших заговорах и прочих внутренних делах, господа полицейские!
Роман Григорьевич сочувственно вздохнул.
— Ах, господин Таисьев, господин Таисьев! Боюсь, вы несколько неверно оценили ситуацию. Видите ли, мы с моим помощником, — он кивнул на Удальцева, — отнюдь не являемся служащими германской полиции, и в заговоре против Германского Союза вас никто не подозревает. Речь идёт о нарушении законов Российской империи.
— Так вы… вы русские, что ли? — до него, наконец, начало что-то доходить.
— Именно. Агент Ивенский, агент Удальцев, Особая канцелярия, — Роман Григорьевич не счёл нужным скрывать имена. — Ведём следствие по делу о незаконной реккуренции персонифицированного деструктивного магического явления, именуемого «Кощеем Бессмертным», и о последствиях, вызванных оной.
«Надо же — запомнил!» — восхитился про себя Тит Ардалионович, для него, не слишком-то искушённого в магических науках, эта фраза была полнейшей абракадаброй — латинские корни угадывал, и не более того.
Зато арестант теперь понял всё. Лицо его из бледного стало совсем зелёным, он сорвался с места, отскочил к дверям, воздел к потолку руки с угрожающе растопыренными пальцами… Боевая стойка атакующего мага, понял Роман Григорьевич. Сейчас начнёт молнии метать, идиот. В замкнутом-то помещении! Ох, бедный дядюшка Фердинанд, не вышло бы вашему ведомству материального ущерба, в придачу к трём закопченным трупиками подданных Российской империи!
— Что же это вы так растопырились, Сергей Викентьевич? — стараясь сохранять самообладание, осведомился он. — Право, очень неумно выглядит!
— Я маг! — почти не слушая, взвизгнул юноша. — Я вас уничтожу, ищейки проклятые!
— А я — ведьмак, — возразил Роман Григорьевич. — На таких как я вообще управы нет. Так что прекратите вашу истерическую эскападу, господин Таисьев, она вам не к лицу. К тому же, вы только усугубляете своё положение, и без того сложное. Извольте сесть на место, и продолжим разговор. В противном случае, безутешным родным придётся хоронить ваше дочерна обгорелое тело в закрытом гробу.