Опасная пара для темной
Шрифт:
Понятное дело, раз она дома, да еще и так уверена в себе, то можно надеяться - знает, что делает, оставшись наедине с пресветлым. Да и сил у Эвы немерено.
Но вот закравшаяся мысль, что она вдруг не сумеет постоять за себя и чужой пресветлый обидит ее. Ту, которую только он мог обижать… Вот эта мысль кольнула в грудь так, что дышать стало больно.
В этот момент голоса стали тише.
И глава к двери приник.
Услышал.
И остолбенел.
Хиран серьезно рассказывает его историю? Да еще и в таком извращенном
Да что такое происходит?! И насколько это согласовано с Советом? Насколько вообще то, что происходит, теперь понятно и имеет то развитие, которое глава предполагал?!
Бхавин почувствовал, как сжимаются его кулаки и начинает потрескивать силой меч.
Но снова сумел сдержать себя.
За обиды, нанесенные его фамилии, его статусу, его натуре рыжий ответит потом многократно.
Надо только разобраться в истинной подоплеке происходящего. Обеспечить безопасность всех в академии - в том числе вот этих двух темных. А потом ударить во всех смыслах. И пока что да, он сдержался…
А вот дальше и не понял, что произошло. Потому что никакой его силы воли или разума недостаточно оказалось, когда он услышал тихое и очень нежное:
“Мне вовсе не хочется сгореть в пламени инквизиции. Я предпочитаю совсем другой огонь…”
Никакой выдержки не хватило пресветлой.
Еще мгновение, и дверь слетела бы с петель и точно размазала того, кому Эва Танья сказала эти слова. К кому, наверняка, наклонилась. Кого, возможно, с какого-то Запределья собралась целовать - а что еще можно делать после таких речей?!
Целовать своими мягкими губами со сладостью вереска…
Так, откуда он знает, что ее губы…
Черная птица, метнувшаяся между ним и дверью удержала инквизитора от нападения и заставила отпрянуть от неожиданности. И выдохнуть - а он, оказывается, все эти бесконечные мгновения не дышал. И остановиться. Ненадолго. Ведь...
– Да стой же ты, - совсем не почтительно прошипел Ворон - а птицы могут шипеть?
– Она знает, что делает! Угомонись.
Бхавин вскипел на это указание, зубы стиснул так, что те закрошились, и снова приник к двери, отмахнувшись от твари. Потому что никто его не остановит, если она…
“... но я так устала за сегодняшний день. За эти дни… Холода, ветра, столько незнакомых пресветлых, которых надо обучить. Аничка капризничала, красовалась, дружила, терялась. А ветер воет-воет, каждую ночь и день, и время Переворота близится, самая темная ночь в году, после которой Солнце снова развернется к Свету и наполнит наши бокалы Жизни. И да, пора спать, дремать, отдыхать. А завтра будет новый день и мы обязательно разведем огонь и будем смотреть на искры…”
Голос ведьмы затух, как затухла его злость.
И, похоже, напористость того, неуместного здесь инквизитора. Которого уже выпроваживали.
Судя по тому, как неумело рыжий ублюдок переставлял ноги, выпроваживали ошалевшего. От этих обещаний и заговоров.
Глава услышал, как на наружной двери был задвинут засов, услышал, как ведьма тихо приказала Ворону “проводить” и только потом вышел. В очередной раз по-другому глянув на темную. Осунувшуюся,
– Ты - настоящая ведьма, - прошептал он то ли восхищенно, то ли обреченно, внезапно переходя на “ты”.
– Удивил, - фыркнула Эва Танья, не оставшись в долгу.
– А что ты будешь делать завтра, когда он снова потребует “огонь”?
– прищурился. И сделал несколько шагов вперед, нависая над ней, - Дашь его?
– Не твое дело, - сердито поджала губы темная.- Разберусь.
– Не мое?
– недобро усмехнулся Киану, - Может быть. Но точно я скажу только тогда, когда попробую на вкус твой поцелуй. И пойму, откуда я помню сладость вереска...
Одним движением пресветлый притянул темную к себе и накрыл ее губы своими.
Вересковый мед
Всегда надежней успокоить инквизитора, чем взбесить, если вы наедине.
Всегда безопасней сделать вид, что со всем согласен, а только потом действовать, как хочешь, чем доказывать свою правду с нечистью за плечом.
Всегда лучше целоваться с пресветлым, надеясь, что он только про поцелуй и вспомнит, чем вызвать воспоминания о моих слишком специфических умениях по вытягиванию Запределья из ран…
Вот так я себя уговаривала, да. Иначе как объяснять, что я целуюсь с главой? Да еще с таким… хм, удовольствием.
Ведь если первый поцелуй был неожиданный и вообще, против воли, то сейчас это что, а? Конечно же исключительно в ведьминых интересах и ради будущих ведьминых каверз! И вообще, то что он про вереск сказал, было столь точным попаданием в самые темные воспоминания, что…
...Вереск рос в единственном месте в Индауре: не так уж часто на островах можно встретить скудные, пронизываемые ветрами места. Фиолетово-розовые мелкие цветки покрывали скалы вокруг моего Источника, возле которого я родилась, не боясь ненастья или бедности земли. По легенде только вереск и не побоялся подарить безжизненным холмам свою красоту. И за отвагу Луна и Солнце подарили ему мощь дуба - кора его более крепка, чем кора любого другого дерева; тонкий аромат цветущих кустов черники, гибкость ивы. И живет вереск там, где другая растительность выжить не способна. Верно сплетенный, способен защитить от любой враждебной магии. А мед из него тягуч, насыщенного коричневого цвета, с горечью и терпкостью… Как наш поцелуй. Хочется пить этот поцелуй, сладкий, горький и терпкий одновременно, вдыхая запах инквизитора, вбирая его жар - вот уж точно, как Солнце, самому не горячо? И вспоминая, как бывает, когда в крови не только Тьма, но и желание бурлит. Желание прогнуться, покориться, поддаться - ненадолго, всего на одну ночь. Одну, две, три… А потом...
Вот это “потом” меня отрезвляет. Да так сильно, что уже зарывшиеся в темные кудри пальцы, ослабев, выскальзывают. А стон, зародившийся где-то в грудной клетке, там и остается. Я делаю над собой усилие - во всех смыслах - и отступаю.
Пытаюсь отдышаться.
На пресветлого не смотрю. Что я там не видела?
– Это было уже, - говорит, тоже делая шаг назад. Утверждает, не спрашивает. Теперь точно уверен.
– Страх смерти многих превращает в животных, - объясняю сухо. Не смотрю!