Опасная работа
Шрифт:
–До тех пор, пока я не верну свою вещь, ты от меня не отделаешься, это четыре, – с хорошо читаемой в голосе угрозой продолжил загибать пальцы Индрек, и я вдруг почувствовала такой озноб, словно меня с головой окатили ведром ледяной воды.
–Ты всегда вел себя довольно странно, но я и не подозревала, что ты настоящий псих, – в неуправляемом порыве вырвалось у меня.
–Ты еще многого обо мне не знаешь, – многообещающе прошипел Индрек, – и, поверь мне, тебе в этом плане крупно повезло. Как только я получу обратно свою вещь, ты меня больше никогда не увидишь.
–Вот что я тебе скажу, и прошу выслушать меня внимательно, потому что дважды я повторять не буду, – я намеренно чеканила каждое слово, чтобы Индрек целиком и полностью осознал, насколько серьезно я сейчас настроена, так как роль персонального шута для главного эйчара «Весты» мне порядком надоела, – перед тем, как освободить квартиру на Северинова я тщательно проверила содержимое всех ящиков. Никаких принадлежащих тебе вещей я там не обнаружила, поэтому в случае, если ты будешь мне угрожать, я сразу же напишу заявление в полицию. А сейчас я выключаю телефон, потому что из-за тебя я уже практически потеряла работу.
–Это я потерял из-за тебя работу…, – начал было Индрек, но я не дала ему ни малейшего шанса завершить фразу. Всё, дамы и господа, занавес!
Несколько мучительно долгих минут Арсений Смолов молча созерцал меня оценивающим взглядом, и повисшая в кабинете напряженная тишина показалась мне вечностью.
–Вы достаточно хорошо себя проявили, Ава, – положительный вердикт кадровика стал тем долгожданным толчком, благодаря которому у меня с души свалился тяжелый камень томительных сомнений, но я старательно скрывала переполняющие меня эмоции, не позволяя робкой надежде на благополучный исход раньше времени перерасти в бурное ликование.
–В процессе разговора вы были весьма сдержаны, в меру ироничны, а мотивация отказа в вашем исполнении лично для меня выглядела вполне аргументированной, – нахваливал меня Смолов, а я отчаянно пыталась чересчур не разрумяниться от атомной смеси смущения и счастья, – вы адекватно отреагировали на поступившую угрозу и приняли наиболее верное решение. Но для кадровой работы вы не подходите, а иными вакансиями концерн в данное время не располагает. Спасибо за приятное общение, Ава, я искренне рад знакомству с вами и надеюсь, что у меня еще будут причины снова вспомнить о вашем резюме.
–Я могу узнать, на чем я прокололась, чтобы в будущем не повторять ту же ошибку? – мне очень хотелось верить, что слезы горечи и обиды не побегут по моим щекам прямо в кабинете Смолова, и свой прощальный вопрос задавала уже вполоборота, готовая в следующую секунду пулей вылететь в приемную, на бегу сгрести в охапку пальто и поспешно ретироваться из офиса, пока меня не задушил подступающий к горлу комок рыданий.
–Ваше стремление учиться и совершенствоваться вызывает у меня большое уважение, – профессионально подсластил пилюлю эйчар, – сказав, что и не подозревали, каким психом может оказаться ваш собеседник, вы фактически признали, что плохо разбираетесь в людях. Согласитесь, для кандидата, претендующего на должность, непосредственно связанную с персоналом, это звучит, как смертный приговор.
Если в приемной мне худо-бедно удалось сохранить достоинство и не удариться в паническое бегство на глазах у секретарши, то в коридоре я автоматически перешла на рысь. К моему изумлению, слез не было и в помине – их высушил испепеляющий жар беспредметной ненависти, простирающейся на весь окружающий мир. А ведь нужно было всего лишь убедиться, что я не забыла отключить мобильник, а не впадать в эйфорию от одного только приглашения на интервью! И как бы не прискорбно было это признавать, Смолов прав: в людях я действительно не разбираюсь, а инцидент с Индреком – лишь наиболее показательный случай! И прямое доказательство тому – отсутствие у меня близких друзей, масса неудачных отношений и столько ярких эпизодов предательства, навсегда отпечатавшихся в памяти, что иногда хочется заболеть амнезией и освободиться от этих отравляющих жизнь воспоминаний. Лезть со свинячьим рылом в калашный ряд и то целесообразнее, чем в кадровую службу с таким красноречивым «послужным списком», как у меня: тут тебе и измены, и воровство, и распускание слухов, и банальная подлость… И все эти люди каким-то непостижимым образом втирались ко мне в доверие, вызывали у меня сильные чувства, заставляли совершать опрометчивые поступки, чтобы затем растоптать мои надежды, да еще и напоследок основательно нагадить в душу…
Между тем, в сегодняшнем провале было некого винить, и с объективной точки зрения я это прекрасно понимала. Я сама не проявила необходимой предусмотрительности и теперь с лихвой пожинала заслуженные плоды. Но неотъемлемое свойство человеческой натуры требовало вымещения злости, и чем дольше я себя накручивала, тем сильнее укреплялась в мысли, что косвенная вина за произошедшее лежит на Индреке. Не позвони он в разгар собеседования, не начни донимать меня расспросами, не перейди он к открытым угрозам, я бы уже завтра заступила на испытательный срок. Любой другой абонент непременно вошел бы в мое положение и перезвонил попозже, тем более, что я прямо дала понять: у меня важная деловая встреча. А у Индрека словно земля под ногами загорелась, хотя ситуация по сути своей выеденного яйца не стоила… А этот несуразный бред с якобы оставленной в бараке вещью… Да уцелевший еще со времен первого бабушкиного замужества комод на момент сноса бараков был пуст, как прилавки в советском магазине…. За прошедший год в квартире никто не жил, а от Индрека не было ни слуху, ни духу –получается, до этого дня он о своей «вещи» даже не думал, а тут его вдруг одолели воспоминания годичной давности! Глупо и неубедительно, даже для махрового бреда! Но именно из-за этого ненормального, у которого, по всем признакам, началось осеннее обострение психического заболевания, я и дальше продолжу тянуть из родителей деньги и экономить на каждой мелочи. Вечером позвонит мама, спросит, как прошло интервью, и что я ей отвечу: ты знаешь, мам, мне опять пообещали перезвонить…Переведи мне, еще пару тысяч, иначе на следующее собеседование мне придется топать пешком, а при всех несомненных достоинствах моей новой квартиры, расположение микрорайона «Юность» относительно центра столицы оставляет желать лучшего!
Даже спустившись в метро и успешно заняв сидячее место в полной электричке, я не могла рационально объяснить, почему вместо того, чтобы ехать домой, я собираюсь выйти на станции «Севериновская» и дождаться Индрека на перекрестке, где мы обычно встречались для передачи денег и ключей. Ярость вытеснила страх, и я с плотоядной улыбкой предвкушала, как выскажу Индреку в лицо все, что я о нем думаю. Не знаю, почему я была так уверена, что он придет, невзирая на принудительное окончание нашего телефонного разговора, но я интуитивно догадывалась, что ему тоже было необходимо на ком-то срочно сорвать злость.
ГЛАВА V
В этом году осень не баловала столичных жителей погожими деньками: весь сентябрь город непрерывно одолевали мелкие, затяжные дожди, и раньше я даже не предполагала, насколько явно монотонно барабанящие по карнизу капли способны отравлять утреннее пробуждение. Одно дело, если ты планируешь до обеда нежиться под одеялом и расслабленно предаваться сладкой дремоте, и совсем другой коленкор, когда тебе назначено собеседование на противоположном конце столицы, и невзирая на все бесчисленные ухищрения, ты все равно переступаешь порог офиса работодателя в виде малопривлекательного гибрида мокрой курицы и драной кошки, смущенно пытающегося куда-нибудь пристроить неизменный зонт, чтобы потом на протяжении всего интервью регулярно напоминать себе, как бы не забыть его в приемной. Надо сказать, пару раз в пылу эмоций я действительно забывала зонты, но для меня неизменно оказывалось гораздо проще расстаться со своим имуществом, чем снова возвращаться в организацию, откуда меня только что унизительно выгнали, как побитую собаку. Чего я только не перепробовала: переобувалась из громоздких резиновых сапог в соответствующие принятому в компании дресс-коду ботильоны, прятала в сумке скрученный в тугой рулон дождевик, изобретала минимально подверженные пагубному влиянию повышенной влажности прически – пока у меня еще были деньги на такси, проблема сохранения относительно пристойного внешнего вида в неблагоприятных климатических условиях не стояла настолько остро, однако, пересев на общественный транспорт, я сполна ощутила на собственной шкуре, как несладко приходиться жить разного рода «безлошадным» гражданам. Сейчас мне даже толком не верилось, что еще недавно у меня была своя машина, и я понятия не имела, к примеру, о жуткой давке в метро, или о форменной душегубке в салоне автобуса… Всё это казалось мне далеким и нереальным ровно до тех пор, пока над нашим семейным бизнесом не сгустилась черная грозовая туча, в итоге разразившаяся бурным ливнем финансовых неприятностей, бесследно смывшим остатки материального благополучия. Не проходило ни дня, чтобы на фирму не наведывались коллекторы, а долги при этом продолжали безудержно расти, и постепенно даже у отца не осталось сил и возможностей сопротивляться неумолимому давлению обстоятельств, хотя такого прирожденного борца еще следовало поискать.
Мои родители начинали с нуля, они уже проходили и через хроническое безденежье, и через крушение надежд – пережитые трудности закалили их сердца и научили стоическому отношению к превратностям судьбы. К сожалению, я не могла сказать того же самого и о себе: с детства окруженная любовью и заботой, я выросла и повзрослела в непоколебимой уверенности, что моя дальнейшая жизнь сложится исключительно удачно, нужно лишь хорошо учиться, добросовестно трудиться и никогда не терять присутствия духа. Данная схема поведения, с малых лет прививаемая мне родителями, практически не давала сбоев: я получила диплом, осела в семейном бизнесе и, по большому счету, была довольна своим нынешним статусом. К тридцати годам у меня уже имелся не слишком удачный опыт гражданского брака, из которого я вынесла один непреложный вывод: если мужчина не делает тебе предложение, значит, он просто не хочет вступать в брак, или, как вариант, не видит в роли будущей жены именно эту женщину, и глупо оправдывать его нерешительность, отказываясь признавать очевидный факт. Человеку может быть с тобой комфортно, но когда он намеренно оставляет для себя лазейку, стоит сразу задуматься, а нужна ли ему вообще семья? Честно говоря, вернувшись после трех лет «свободного плавания» в отчий дом, я внезапно поняла, что навряд ли в скором времени снова захочу с кем-то съезжаться: уж очень болезненным вышло расставание с человеком, которому я беззаветно доверяла, которого я преданно любила, и который, как выяснилось, изначально видел во мне лишь промежуточный вариант. С того момента у меня неоднократно случались романы, но я сознательно избегала серьезных отношений. Вероломно нанесенная мне рана была еще свежа, и я не чувствовала в себе готовности опять броситься в омут. А потом вдруг грянул кризис, и меня всецело поглотили вопросы насущного характера. Впрочем, когда на меня со всех сторон посыпались отказы в трудоустройстве, я мрачно шутила, что теперь мне больше не нужно опасаться провинциальных ловеласов, воспринимающих меня в качестве бесплатного приложения к машине, квартире, и родительской компании, а самой пора открыть сезон охоты на олигархов и поскорей выйти замуж, пока безжалостные годы не лишили меня «товарного вида». Но так как претендентов на мои руку и сердце не наблюдалось даже в отдаленной перспективе, единственным шансом поправить свое бедственное положение оставались активные поиски работы, а сегодняшний крах в офисе «Весты» недвусмысленно свидетельствовал, что и в этом направлении меня по-прежнему сопровождают сплошные неудачи, и пресловутая белая полоса оказалась всего лишь оптическим обманом.