Опасная работа
Шрифт:
–Да какая студия? Бюджетное жилье во всей своей красе, – грустно хмыкнула я.
–А этаж? – продолжал допытываться Индрек с такой въедливой дотошностью, будто собирался эту самую квартиру покупать.
–Третий, – если бы не угроза получить смертельное ранение неизвестным колюще-режущим орудием, я бы ни за что не стала распинаться на эту тему не только перед изначально не внушающим доверия Индреком, но и перед кем-либо другим, однако, здравый смысл подсказывал мне, что юлить сейчас не стоит.
–Замечательно, – не скажу наверняка, возможно, я ошиблась, но, по-моему, на губах у Индрека мелькнула слабая тень улыбки. Зрелище это было столь же достойно экспонирования в музее, как и плачущий большевик, но уже в следующую секунду лицо моего спутника снова превратилось в непроницаемую маску, – не разочаруй меня и скажи еще, что твоя квартира удовлетворяет и остальным моим требованиям.
– Тамбура нет, а в подъезде живут те же самые алкаши с барака, из-за которых лестничные клетки с первого дня напоминают свинарник, мусоропровод забился и воняет тухлятиной, домофонный кабель выдран с мясом, а наркоманы со всего района ходят к нам колоться, – на одном дыхании выпалила я, – короче, мечта, не квартира.
–Действительно, мечта, – согласился Индрек, и если бы я не сомневалась в наличии у него чувства юмора как такового, непременно решила бы, что сия реплика таит в себе неприкрытую издевку. Но, похоже, Индрек был полностью серьезен, как, впрочем, и всегда. К примеру, холодное оружие он с собой явно не для прикола носил, – а как у тебя с едой?
– Никак, я гостей сегодня не ждала, – красноречиво скривилась я, но Индрек мастерски сделал вид, что не заметил сквозящего в моем голосе сарказма:
–Тогда зайдем по пути в магазин. Есть там у тебя магазины поблизости?
–Прямо во дворе, через два подъезда, – подтвердила я, – между прочим, мы как раз идем мимо супермаркета, выбор тут намного больше и…
–Камеры видеонаблюдения на каждом шагу, – развил мою мысль Индрек, – нет, не нужно, и потом, я не настолько привередлив. Ну всё, садимся в автобус, и вперед. Учти, никакой самодеятельности, иначе, когда кто-нибудь из пассажиров заподозрит неладное, ты уже как с полчаса будешь мертва. Я рассеку тебе лучевую артерию, после чего в течение тридцати секунд ты потеряешь сознание, а еще через две минуты наступит смерть, но окружающие еще долго будут уверены, что тебя просто укачало.
ГЛАВА VII
Живописное изложение вероятных последствий моих необдуманных поступков, для пущей убедительности подкрепленное физическим воздействием заострённого металла на опасно близкую к печени область, с легкостью обеспечило Индреку спокойную поездку без эксцессов. За те сорок минут, в течение которых наш автобус колесил по столичным улицам, Индрек не произнес ни слова: цепким взглядом он мгновенно отыскал в салоне свободные двойные места и всем корпусом прижал меня к покрытому мутными дождевыми разводами стеклу, тем самым напрочь заблокировав мне пространство для маневров. Его рука по-прежнему крепко обвивала мою талию, но если для не посвященных в подробности наших сложных взаимоотношений пассажиров мы производили впечатление влюбленной пары, даже в общественном транспорте не выпускающей друг-друга из объятий, то мое трепещущее сердце в ужасе прекращало биться от каждого прикосновения напряженных пальцев моего спутника. Я боялась даже вообразить, что произойдет, когда мы доберемся домой, и я окажусь в безраздельной власти Индрека: в публичных местах у меня хотя бы имелась чисто теоретическая возможность позвать на помощь или привлечь внимание к своему бедственному положению, но стоит мне остаться наедине с этим психопатом, и, что называется, пиши пропало. Как там обычно происходит в криминальных триллерах? Доверчивая героиня пускает на порог подозрительного незнакомца, а вскоре в ванной находят ее расчлененный труп.
–Что случилось? – насторожился Индрек, почувствовавший, как я внезапно содрогнулась, будто все мои мышцы одновременно сократились от резкого импульса.
–Ноги промочила, знобит, – торопливо солгала я и лишь затем вдруг осознала, что сказала истинную правду. Замшевые полусапожки безобразно раскисли, колготки давно можно было выжимать, а неприспособленная к прогулкам по лужам подошва недвусмысленно готовилась отклеиться от верхней части.
– Непрактичная обувь,– вместо того, чтобы глубоко проникнуться постигшей меня бедой, холодно заметил Индрек.
–Зато красивая, – парировала я, машинально опустила глаза и с трудом пересилила непреодолимое желание плотно зажмуриться, дабы не видеть грязных затоптанных калош, еще недавно гордо носивших звание модельных ботильонов, – была.
–Купишь новые, – оптимистично заверил меня Индрек, – я планирую неплохо заработать на этом заказе, и если ты поможешь мне вернуть мою вещь, я бонусом накину тебе несколько тысяч сверх арендной платы. Так сказать, компенсирую моральный ущерб. Но учти, при малейших сомнениях в твоей лояльности, деньги тебе уже не понадобятся. Разве что на организацию собственных похорон. Давай, на выход, и без фокусов.
Честно говоря, в своем нынешнем состоянии я была способна лишь на один единственный трюк – не навернуться с мокрых ступенек и не впечататься прямо в грязное месиво, по закону подлости образовавшееся в аккурат рядом с остановочным павильоном. Проявив неповторимые чудеса эквилибристики, я перепрыгнула через лужу и едва не потеряла от неожиданности равновесие, когда только что находившийся у меня за спиной Индрек вдруг обнаружился точно впереди.
– Осторожно! – предупредил он, в последний момент удержав меня от бесславного падения, – показывай, где магазин. Я с голоду умираю. Не стой столбом, у нас еще очень много дел на сегодня.
Лично для меня куда актуальнее выглядела проблема не умереть от страха, тогда как у Индрека всего лишь разыгрался аппетит, будто бы в его жизни регулярно возникали ситуации экстраординарного характера, и он давно не считал подобные случаи достойным основанием для пренебрежения базовыми потребностями организма. Судя по всему, у него в голове постепенно вырисовывалась четкая схема дальнейших действий, и самым неутешительным обстоятельством являлась отведенная мне в этом сомнительном предприятии роль, причем, я изрядно сомневалась в наличии у себя значительных шансов отсидеться в массовке.
Внушительный пустырь на западной окраине столицы начали застраивать без малого лет двадцать назад, и примерно столько же чиновники обещали обитателям Севериновских бараков снос аварийного жилья. В итоге история с расселением растянулась на два десятилетия, и к тому времени, когда у государства, наконец, дошли руки до завершения строительства социальных домов, в бараках по факту проживали только одинокие старики и разномастные маргиналы. Весь более или менее приличный народ правдами-неправдами постепенно разъехался: кто-то взял ипотеку на покупку благоустроенной квартиры, кто-то удачно вступил в брак, а кто-то предпочитал тратить немалые деньги и снимать тесную комнатушку в центре, чем ежедневно сражаться с бытовыми неурядицами, коих в бараках насчитывалось превеликое множество. Когда дело сдвинулось с мертвой точки, владельцы аварийной недвижимости резко активизировались, однако, перед распределением квартир в новостройке сотрудники администрации провели серьезную проверку и решительно отселяли львиную долю претендентов на бесплатное жилье, как преднамеренно ухудшивших условия проживания. Насколько я понимала, под данной формулировкой подразумевались главным образом аферы с пропиской-выпиской, и доморощенным махинаторам пришлось довольствоваться смехотворной денежной компенсацией, соответствующей кадастровой стоимости злополучных бараков. Поводов придраться ко мне у чиновников, к счастью, не нашлось, и моя кандидатура была единогласно одобрена на заседании жилищной комиссии. Вместе со мной обладателями новых квартир стали и несколько откровенно маргинальных семей, печально известных мне еще в бытность соседями по бараку. Волевым решением чиновников под нужды переселенцев выделили один подъезд, и по злой иронии судьбы меня вновь окружали знакомые все лица, гораздо больше подходящие под определение «рожи».