Опасные соседи
Шрифт:
В 1960-х годах дом купил некто по имени Джузеппе. Он довел дом до ручки, после чего продал новому владельцу, который заселил его разного рода бродягами, по одной семье в одну комнату. Ванные комнаты были общими, в комнатах шныряли тараканы, удобств в доме не было, плата принималась только наличными. Новый хозяин разрешил Джузеппе остаться в однокомнатной квартире на первом этаже в обмен на небольшую арендную плату и помощь в присмотре за домом и поддержании в нем порядка.
Джузеппе любит Люси.
– Будь у меня дочь, – всегда говорит он, – она была бы
В течение нескольких недель после того, как ее скрипку разбили, Люси не платила за жилье и ждала, когда хозяин дома ее выгонит. Но один из жильцов сказал ей, что Джузеппе платит за нее. Она в тот же вечер собрала вещи и ушла, не попрощавшись.
Они доходят до поворота к «Голубому дому». Люси нервничает, а затем и вовсе впадает в панику. Что, если у Джузеппе нет для нее комнаты? Что, если он зол на нее за то, что она ушла, не попрощавшись, и захлопнет у нее перед носом дверь? Или вдруг он куда-то уехал? Или умер? Или дом сгорел?
Но нет, он подходит к двери, приоткрывает ее, не снимая цепочки, смотрит в щель и улыбается сквозь седоватые заросли бороды и усов, демонстрируя ряд коричневых зубов. Заметив ее скрипку, он улыбается еще шире.
– Моя девочка, – говорит он, снимая цепочку и открывая дверь. – Мои дети. Моя собака! Входите!
Пес сходит с ума от радости: прыгает в объятия Джузеппе и едва не сбивает его с ног. Стелла обнимает его за ноги, Марко прижимается к Джузеппе и позволяет ему поцеловать себя в макушку.
– У меня есть семьдесят евро, – говорит Люси. – Этого хватит на несколько ночей.
– У тебя есть скрипка. Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Смотрю, ты похудела за это время. Вы все худые, кожа да кости. У меня есть только хлеб. И немного ветчины. Правда, ветчина не очень хорошая, зато у меня есть неплохое масло…
Они идут за ним в его квартирку на первом этаже. Пес тут же прыгает на диван, сворачивается клубком и смотрит на Люси, словно говоря: «Ну наконец-то». Джузеппе идет в свою крошечную кухню и возвращается с хлебом, ветчиной и тремя крошечными стеклянными бутылочками «Оранжины». Люси садится рядом с псом на диван, гладит его и вздыхает, чувствуя, как внутреннее напряжения постепенно оставляет ее. Затем сует руку в рюкзак и нащупывает телефон.
За ночь аккумулятор полностью разрядился. Она достает зарядное устройство.
– Можно я заряжу телефон? – спрашивает она у Джузеппе:
– Конечно, любовь моя. Здесь есть свободная розетка.
Она подключает телефон и удерживает кнопку включения, ожидая, когда он оживет.
Уведомление все еще там.
Малышке 25 лет.
Она сидит за кофейным столиком и смотрит, как дети уплетают хлеб с ветчиной. Унижения прошлой недели начинают отпускать ее и постепенно исчезают, как волны смывают следы на песке. У ее детей есть крыша над головой. У нее есть еда. У нее есть скрипка. У нее есть кровать, чтобы спать. У нее есть деньги в кошельке.
Джузеппе наблюдает за тем, как едят дети. Затем переводит взгляд на Люси и улыбается.
– Я так волновался за вас всех. Где вы были?
– О, – беззаботно отвечает она, – жили у знакомых.
– Но… – начинает Марко.
Она толкает его локтем в бок и поворачивается к Джузеппе.
– Маленькая птичка начирикала мне на ушко, что ты делал, старый греховодник. И я не могла этого вынести. Просто не могла. И я знала: скажи я тебе, что я ухожу, ты бы убедил меня остаться. Поэтому мне пришлось улизнуть, и, если честно, у нас все было хорошо. В полном порядке. Ты только посмотри на нас! У нас все хорошо.
Она кладет Фитца на колени и прижимает его к себе.
– А у тебя снова есть скрипка?
– Да, я вернула свою скрипку. Так скажи… у тебя есть свободная комната? Не обязательно наша обычная. Любая. Нас устроит любая.
– Комната есть. Правда, в задней части дома и без красивого вида из окон. И слегка темноватая. И еще душ сломан, есть один только кран. Если ты согласна, я уступлю ее тебе ее за двенадцать евро за ночь.
– Да, – говорит Люси, – я согласна! – Она опускает собаку, поднимается на ноги и обнимает Джузеппе. Он пахнет старостью и пылью, немного грязью и потом, но ей все равно. – Спасибо, – говорит она, – большое спасибо.
Этой ночью они спят на крошечной двуспальной кровати в темной комнате в задней части дома. Шуршание автомобильных шин по нагретому асфальту соперничает со скрипом дрянного пластикового вентилятора, гоняющего по комнате духоту, орущим в соседней комнате телевизором и жужжащей мухой, застрявшей между занавесками и окном. Спящая Стелла ткнула кулачком в лицо Люси, Марко тихонько стонет во сне, а собака храпит. Но Люси мгновенно проваливается в сон и впервые за целую неделю спит крепко, глубоко и долго.
14
Этот день, 8 сентября 1988 года, должен был стать моим вторым днем учебы в большой школе, но как вы, наверное, уже догадались, в этом году я так и не пошел в свою долгожданную большую школу, в школу, где я бы встретил родственные души, друзей и товарищей на всю жизнь. В то лето я все время спрашивал маму:
– Когда мы пойдем в «Хэрродс» и купим мне форму?
И она отвечала:
– Давай подождем до конца каникул, вдруг ты сильно вырастешь.
Приближался конец каникул, но мы до сих пор так и не сходили в «Хэрродс».
А также не побывали в Германии. Обычно мы ездили туда на неделю или две, погостить у моей бабушки в ее просторном доме в Шварцвальде, с бассейном и шелковистыми сосновыми иглами под ногами. Но этим летом мы, похоже, не могли себе этого позволить, и если мы не могли позволить себе полететь в Германию, то как, думал я, мы сможем оплатить обучение в школе?
К началу сентября мои родители подали заявления в местные государственные школы и внесли наши имена в очередь на зачисление. Они никогда конкретно не говорили, что у нас возникли финансовые проблемы, но было ясно, что дело обстоит именно так. У меня несколько дней болел живот, потому что я боялся, что в школе меня будут травить.